Нечаянная радость (Ну, и штучка)
Шрифт:
– Потрудись объяснить.
– Хорошо. – Повернувшись, Тейлор посмотрел в лицо Риа. – Последними выборами я приобрел себе массу врагов. Они сгорали от желания увидеть мое поражение, но я победил. Однако до приведения меня к присяге еще несколько месяцев. Примем как аргумент, что мои враги ищут возможность дискредитировать меня. В чем я наиболее уязвим?
– Ты всегда был таким параноиком? Маккензи проигнорировал замечание Риа и продолжал вить логическую нить:
– Я холостяк. Бликер
Риа смахнула несуществующую пушинку с плеча и театрально взглянула на часы.
– Полагаю, что рассуждения эти приведут к какому-то выводу. В противном случае, я считаю, будет справедливо сказать, что меня интересует лишь, чем ты занимался в постели со мной, да и то только потому, что результатом этих занятий стал ребенок.
– Хорошо, хорошо, я действительно подвожу к выводу. – Маккензи присел на угол стола: одна нога в итальянском ботинке из мягкой кожи уперлась в красный ковер, другая медленно раскачивалась в воздухе. Тейлор обнял колено руками и, мерно раскачиваясь, смотрел прямо в глаза Риа, не в силах оторваться от двух изумрудов в пушистой оправе невообразимо длинных, изогнутых, темных ресниц. – Я полагаю, что наша встреча не была случайной, мисс Лавендер. Думаю, вам заплатили мои противники, желая скомпрометировать меня самым гнусным образом.
– У тебя с головой все в порядке?
– Ведь так обстоит дело?
Не в силах поверить собственным ушам, Риа помотала головой.
– Да ты же победил, придурок. Если здесь был политический заговор, он провалился сразу же после оглашения результатов выборов.
– Но я еще не приведен к присяге. Чтобы свалить меня, лучшего способа и не придумаешь: возникает забеременевшая женщина, утверждающая, что я – отец ее ребенка. Бликер начинает настаивать…
Речь Маккензи прервал смех Риа.
– Если бы я была провокаторшей, то избрала бы менее болезненный способ шантажа, а не выблевывала бы каждое утро свой завтрак в унитаз и не приходила бы с работы такой измотанной, что даже расчесывание волос на ночь становится невыполнимой задачей.
По мере того как смысл обвинения Маккензи со всей ясностью доходил до нее, Риа овладевала ярость.
– Мне все это нужно еще меньше, чем тебе. Для меня в настоящий момент рождение ребенка более чем некстати. У меня собственная карьера, мистер Маккензи. Я архитектор с хорошей
– Не повезло. Это лишний раз говорит в пользу моих аргументов относительно контрацептивов. Если вам угодно гулять направо и налево, то следует придерживаться некоторых правил контроля за рождаемостью.
Лицо Риа побелело от бешенства.
– Я не гуляю направо и налево!
– В самом деле? Ну, мой опыт говорит об обратном. Что вас заставило вытаскивать на свет мое имя? Последняя соломинка? Или таким образом вы хотите заполучить отчество для ребенка?
– Вы подонок.
– А чего еще вы от меня ожидали? Рассыпаться перед вами в благодарности за то, что носите моего ребенка?
– Ты выслушаешь меня или нет?
– Нет. – Маккензи указал пальцем на живот Риа и зло крикнул: – Дядюшка Сэм будет папочкой для твоего ребенка – вот все, что я знаю!
Риа подхватила сумочку под мышку и с королевским спокойствием поднялась с кресла. Она повернулась и направилась к двери. Уже держась за дверную ручку, она еще раз обернулась к Маккензи:
– Лучше бы это был дядюшка Сэм или кто угодно другой, но только не ты.
– Можно? – вежливо спросил Маккензи. Если бы у него была шляпа, можно не сомневаться, что сейчас Тейлор держал бы ее в руках.
– Нет.
– Прошу вас.
– Что вам нужно?
– Мне нужно поговорить с вами.
– Чтобы наговорить еще больше гадостей? Нет уж, спасибо, мистер Маккензи.
Риа собралась закрыть дверь. Протянув руку, Маккензи придержал ее.
Риа пристально посмотрела на Тейлора и несколько смягчилась. Судя по его внешности, у Маккензи выдался нелегкий денек: темные волосы всклокочены, узел галстука ослаблен, верхняя пуговица рубашки расстегнута. Пиджак он держал за петельку, перекинув через плечо. Выглядел Тейлор изможденным, обеспокоенным и уставшим. Для человека, прошедшего, не поморщившись, жестокую лихорадку предвыборной гонки, такой вид свидетельствовал о явных моральных страданиях.
«Совсем дрянь дело», – подумала Риа, но решила не поддаваться жалости и ограничилась лишь заявлением:
– Уходите и оставьте меня в покое. Забудьте обо всем, что я вам сказала сегодня утром.
– Не могу.
– Мне не следовало говорить.
– Разумеется, следовало.
В досаде Риа переминалась с ноги на ногу, все еще преграждая Маккензи путь.
– Стоит ли напоминать вам, мистер Маккензи, что вы не слишком любезно восприняли известие? Вы были грубы и жестоки.
– Это одна из причин, по которым я здесь: извиниться за свою бестактность. Позвольте мне объясниться.