Нечаянный обман
Шрифт:
Олимпия напряглась и открыла рот, чтобы закричать, но Джаред накрыл ее губы своими, подавляя намечающийся протест.
Наконец он до конца вошел в нее и застыл. Он не делал никаких движений, только осторожно оторвал свои губы от ее губ.
— С тобой все в порядке? — спросил он сиплым шепотом.
— Да. — Олимпия вздохнула и расслабила пальцы, осознав, что ее ногти впиваются в его спину. — Мне кажется, что да.
— Покажи мне. Спой для меня, сирена.
Джаред начал очень медленно и очень осторожно
Боль, вызванная его вторжением, скоро угасла, и ее вновь сменило ощущение нарастающего жара.
Олимпия прильнула к Джареду, который все глубже и глубже погружал ее в раскаленные недра страсти. Болезненное напряжение внутри стало непереносимым. Она остро чувствовала, что вплотную приблизилась к точке взрыва, осознав в какой-то момент, что умоляет Джареда об освобождении, для которого не могла подобрать названия.
— Скоро, моя сирена, уже скоро, — обещал он, медленно возвращаясь в ее глубины.
— Уже, Джаред! Ты должен что-нибудь сделать!
— Ты требовательная малышка, не так ли?
Но, судя по голосу Джареда, ему очень нравились ее требования. На беду Олимпии, он нарочно добивался, чтобы она умоляла его. Казалось, он точно знает, как именно двигаться внутри ее, насколько далеко входить. Он поддерживал в ней огонь напряжения, пока Олимпия не почувствовала себя заводной игрушкой, внутри которой сжали слишком тугую пружину.
А затем Джаред протянул руку вниз между их телами и что-то проделал пальцами, одновременно с тем, как затопил ее.
Это была вершина наслаждения. Пружина распрямилась.
Олимпия никогда и не мечтала о таких ощущениях. Одна волна наслаждения сменяла другую, заставляя тело содрогаться. Она хотела закричать от радости, но Джаред накрыл ее рот своими губами.
Она почувствовала, как он в последний раз входит в нее.
Он сильно вздрогнул, приоткрыв свой рот. Но Олимпия бессознательно поглотила его неистовый вопль удовлетворения, также как он до того поглощал ее более тихие вскрики.
Когда все осталось позади, Джаред поднял ее со стола, пошатываясь, перенес на софу и в изнеможении свалился вместе с ней на подушки.
Прошло немало времени, прежде чем Джаред нашел в себе силы приподнять голову и взглянуть на Олимпию. Она лежала под ним, томно вытянувшись. В ее улыбке сквозило очаровательно самодовольное женское удовлетворение.
«Улыбка сирены, которая в конце концов осознала собственную силу», — подумал он.
И именно он показал ей, какова эта сила.
— Вы чрезмерно страстный мужчина, мистер Чидлхерст, — заявила Олимпия.
Джаред утомленно засмеялся. Он был истощен. Истощен, но весел.
— Так только кажется, мисс Вингфилд. Позвольте мне заметить, что ваша страсть столь же чрезмерна, как моя.
Она обхватила руками
— Должна сказать, что все было просто восхитительно.
Никогда не испытывала ничего похожего.
— Я это знаю, Олимпия. — Он склонил голову и нежно поцеловал ее грудь. Его охватило непреодолимое чувство собственника.
Хотя Олимпия и восхищалась страстностью Джареда, он прекрасно знал, что до сих пор в отношениях с женщинами вел себя так же трезво и рационально, как в бизнесе. К чести Джареда, романтические приключения весьма редко увлекали его, и уж тем более он никогда не связывался с девственницами.
Невозможно было отрицать, что тело Олимпии до него было запечатано и никем не распробовано. Яркое свидетельство тому — несколько капель крови, смешавшихся с теплой влагой, покрывавшей его копье.
Он подумал, что, вероятно, должен стыдиться себя. Но единственное чувство, которое он оказался способным испытать в данный момент, — это глубочайшее удовлетворение.
В конце концов, Олимпия, по ее собственным словам, не была юной девочкой, только что вышедшей из классной комнаты. Ей было двадцать пять. Женщина с большим жизненным опытом.
Джаред глухо застонал. Нет, не было у нее никакого опыта. Невинная душа, не ведавшая страстей в уединении сельской местности, — а он этим воспользовался.
Самое восхитительное переживание за всю его жизнь.
Джаред вспомнил о распутном Дрейкотте, пытавшемся соблазнить Олимпию в библиотеке. Он подумал, как много мужчин в Верхнем Тудвее рассматривали ее в качестве законной добычи; сколь много бесчестных предложений ей пришлось выслушать. Но Олимпия ждала, чтобы ему пропеть свою песню, песню сирены.
Мысль, что именно его она выбрала, именно ему подарила себя, внушила Джареду благоговейный трепет. В горле пересохло, и он нервно сглотнул, прежде чем смог заговорить.
— Олимпия, — сказал он твердо. — Я хочу заверить тебя, что очень ценю сокровище, подаренное мне. Я окружу тебя заботой и вниманием.
Она провела пальцем по его подбородку.
— Ты уже превосходно позаботился обо мне, — улыбнулась она, — я лишь надеюсь, что ты задержишься в нашем доме надолго.
— Как учитель и любовник?
Она вспыхнула:
— Ну да, конечно. Как же иначе?
— Действительно, как же иначе? — Джаред прикрыл глаза руками. Он подумал, что теперь обязан рассказать ей правду, но тогда все изменится. Она, без сомнения, будет рассержена и оскорблена, когда обман откроется.
Если бы он сам оказался в такой ситуации и узнал, что его водили за нос, то впал бы в холодное бешенство, как в тот раз, когда застал Деметрию с любовником.
Он вспомнил свои собственные слова, сказанные Феликсу сегодня утром: «Мне совершенно не хочется играть роль дурака».