Нечего прощать [СИ]
Шрифт:
— О нет, — воскликнул Антон, — я что, настолько страшный, что на меня может претендовать такая страхолюдина, головой которой, можно как шваброй улицы подметать?
— Тош, ну оставь ты свой сарказм, она на полном серьезе, а ты…
— Андрюша! Ты понимаешь, что я люблю тебя, и у меня никогда не перевернется мозг настолько, чтобы вдруг запасть на эту генетическую катастрофу вселенского масштаба?! Она же страшная.
— Я бы сказал, что она милая. И потом, Надя же не виновата, что такой родилась.
— Но это не значит, что я должен на этот
— Я перебежал ей дорогу, потому чувствую себя виноватым.
— Послушай, это был мой выбор. Ее мне представили чуть чуть позже тебя, и поверь мне, она с первого взгляда вызвала у меня стойкое отвращение. Как внешностью, так и разжиженностью того, что называется мозгами. Тупая, среднестатистическая кретинка, не способная ни на что нормальное. Участь таких коров — воспитывать ребенка одной, так как ее можно использовать только в качестве — сунул и убежал, и то по очень большому алкогольному опьянению.
— Тош, ты жесток.
— Нет, я прямолинеен. И давай закроем эту тему, а то у меня от нее развивается стойкий рвотный рефлекс. И глупостями голову не забивай, а то он ей дорожку бедняжке перебежал. Может ты еще виноват в том, что она тупая уродина?
— Все. Закрыли тему, — согласился Андрей, — а я тебя люблю. Сильно–сильно.
— И я тебя тоже очень–очень люблю. Кто завтра просыпается первым?
— Давай так, кто проснется — тот звонит и будит, — ответил Андрей, — я очень жду завтрашней встречи.
— И я тоже. Люблю. Спокойной ночи.
Пожелав того же в ответ Андрей выключил телефон и вздохнул. Ему все равно не давали покоя слова Нади. Андрей в силу некоторой порядочности не мог позволить Антону говорить о ней гадости, чтобы той не становилось от этого еще горше. С этими мыслями он и заснул.
Антон подумал, что все–таки надо предпринять кое–какие меры, дабы избавить Андрея от мучений. Может стоит поговорить с этой кобылой, чтобы она не строила всякие дурацкие иллюзии. Нет, не стоит. В конце–концов, он не обязан ей ничем. Она сама приперлась тогда к бассейну, причем в обмен на телефон Риты, который все равно не отвечал. И сдалась ему эта стерва? Нет, зачем, когда у него есть сокровище по имени Андрей, которого он любит больше жизни и никогда не сможет разлюбить. С этими думами Антон и уснул. Во сне он видел Андрея и они были вместе…
Тимофей остановил автомобиль возле подъезда и галантно открыл дверцу для Риты. Когда она поднялась, то влюбленные обменялись поцелуями и вошли в подъезд. Ожидая лифт они разговорились:
— Все таки прошло уже столько времени, а о них ничего не слышно, — сказала Рита, — ведь три недели прошло с того скандала в доме у Гордеевых.
— Думаешь, выжидают? — спросил Тимофей.
— Уверена. Но не выжидают, а просто скрыто что–то копают.
— Например?
Лифт открылся и они вошли:
— Ну, — Рита задумалась, — что им мешает частного детектива нанять.
— Ничего. Но я не знаю таких детективов, которые бы решились в этом
— Что же? — спросила Рита.
— То что семинар твоего психолога в Канаде продолжается уже месяц. Ты не думала что она давно в городе?
— Думала. Я даже собираюсь добраться до ее кабинета и выяснить что и как.
Лифт открылся и они вышли на площадку и позвонили в дверь. За три недели квартира, снятая для Сони и Жени преобразилась. Стала более жилой и комфортабельной. Бабушки Гордеевых смирились с тем, что Соня готовит не хуже их самих и вместо передачек готовых блюд на Северодвинскую стали возить запасы продуктов на случай атаки врагов. Особенно усердствовала Клара. Однако, перед возлюбленными уже впритык маячила главная проблема — начало занятий в университете, которые следует посещать. Как вывозить их и привозить назад, и не допустить лишних контактов внутри учебного заведения не знал никто. Именно этой проблемой и разминались мозги в доме Гордеевых, в свободное от готовки и уборки время.
Тимофей вручил улыбчивой, и значительно похорошевшей за это время Соне, небольшой тортик и сказал:
— Соня. Мне кажется, или ты немного в весе прибавила?
— Тебе кажется, — ответила Соня, — мне что–то все говорят, что я потолстела.
— Так они завидуют, — разъяснила Рита, — живешь в такой счастливой обстановке, такой муж любящий.
— Пока что жених, — сказал Женя, — но это мы сможем скоро исправить, я верю в это.
Они разместились на кухне в уютном мягком уголке, к которому был приставлен обеденный стол, укрытый скатертью. Помимо двух френч–прессов, по одному на каждый сорт чая, стол занял торт, две вазочки с печеньем, немного джема, и ваза с шоколадом и конфетами.
— Так, — сказал Тимофей, оглядев это засилье сладостей, — и ты будешь говорить что Соня не поправилась? На таких угощениях это несложно.
— А что ты на это скажешь? — Соня поставила в центр стола блюдо, заваленное кулебяками.
— Я начинаю беспокоиться за себя, — проговорила Рита, — если меня порвет при этом райском чае, то выносить в случае пожара первой.
— Милая, — приобнял ее Тимофей, — ты же их можешь есть сколько влезет. Ты мне любая нравишься.
— Нет, — возмутилась Рита, — вы слышали — он хочет чтобы меня разнесло.
— Рита! — сказала Соня, — сколько тебя помню, ты всегда ела много мучного — и никогда от него не толстела.
— Это я раньше не толстела. А теперь, когда у меня есть официальный жених, — Тимофей был вознагражден поцелуем в паузе между фразами, — мне надо следить за собой.
— За стол, — сказал Женя и все расселись по своим местам и приступили к трапезе.
— Кулебяки с палтусом просто чудо, — сказал Тимофей, — но мне что–то вкус очень знаком.
— Так тетя Марина же научила, — ответила Соня.