Нечего терять

Чайлд Ли

Воэн проехала еще милю, сбавила скорость и свернула на едва заметную подъездную дорожку. Они проехали между двумя приземистыми кирпичными колоннами. Кирпичи были коричневыми и гладкими, а известка — желтой. Стандартное армейское производство середины пятидесятых. На колоннах остались петли, но ворот не было. Через двадцать ярдов появилась современная доска для объявлений на тонких металлических опорах. На доске был начертан корпоративный логотип и слова: «Центр ЧМТ “Олимпик”».

Еще через двадцать ярдов стояла другая доска с надписью: «Посторонним вход воспрещен». Через следующие двадцать ярдов трава на обочинах оказалась скошена, правда, с тех пор прошло некоторое время. Скошенный участок тянулся сотню ярдов и привел

их к круглой стоянке перед группой низких кирпичных строений. Армейские здания, давно признанные ненужными и проданные. Ричер узнал архитектуру. Кирпич и плитка, зеленые металлические переплеты окон, зеленые полые перила, скругленные углы, сделанные в те времена, когда все это считалось ультрасовременным. В центре стоянки находился круглый участок заросшей сорняками земли — видимо, прежде там был розовый сад, которым могло бы гордиться командование. Смена владельца подтверждалась еще одной доской с теми же надписями: логотип корпорации и «Центр ЧМТ “Олимпик”».

Часть лужайки справа была перекопана и засыпана гравием. На ней стояло пять машин с местными номерами, все старые и грязные. Воэн припарковала «краун вик» рядом, заглушила двигатель, перевела переключатель скоростей на нейтраль, поставила машину на ручной тормоз и наконец вытащила ключ из зажигания. Медленно проделав все это, она откинулась на спинку сиденья и уронила руки на колени.

— Готов? — спросила она.

— К чему? — отозвался Ричер.

Воэн не ответила. Она распахнула дверцу, повернулась на ворсистой обивке и выбралась наружу. Ричер последовал ее примеру, и они вместе направились к входу. Три ступеньки наверх, дверь, вымощенный крапчатой зеленой плиткой пол, по какому Ричер ходил тысячи раз. Армия США, середина пятидесятых. Все здесь было давно заброшено, и хотя позднее кто-то установил современные детекторы дыма (в глаза бросались небрежно уложенные провода), но в остальном здание не сильно изменилось. Справа находилась дубовая будка, которую прежде занимал озабоченный сержант. Теперь здесь были собраны какие-то медицинские карты и сидел мрачный, худощавый, чем-то недовольный мужчина лет сорока в серой футболке. Его длинноватые немытые волосы давно следовало подстричь.

— Здравствуйте, миссис Воэн, — сказал он.

И ничего больше. Ни тепла, ни энтузиазма.

Воэн кивнула, но не посмотрела в его сторону и не ответила. Она молча прошла по коридору и свернула налево, в большое помещение, которое раньше могло использоваться для самых разных целей. Скажем, как приемная, или гостиная, или офицерский клуб. Теперь все изменилось. Здесь давно следовало сделать ремонт. Стены были замызганные, пол тусклый; повсюду лежала пыль, с потолка свисала паутина. Слабо пахло антисептиками и мочой. От больших красных кнопок аварийного сигнала шли провода, проложенные прямо по стенам. В комнате стояли лишь две инвалидные коляски, к которым были пристегнуты двое мужчин. Оба молодые, оба с совершенно неподвижными, застывшими лицами, открытыми ртами и пустыми взглядами, устремленными в никуда.

У обоих были обритые головы и изуродованные черепа, покрытые жуткими шрамами.

Ричер застыл на месте.

Поглядел на красные кнопки.

Вспомнил о медицинских картах.

«Это клиника».

Он внимательно посмотрел на парней в инвалидных колясках.

«Клиника для людей с ограниченными возможностями».

Ричер еще раз взглянул на пыль и грязь.

«Это настоящая свалка».

Он вспомнил о сокращении на досках.

ЧМТ.

«Черепно-мозговая травма».

Ричер пошел дальше. Воэн уже вышла в коридор. Он догнал ее, когда она прошла до половины.

— С твоим мужем произошел несчастный случай? — спросил он.

— Не совсем, — ответила она.

— Тогда что?

— Догадайся сам.

Ричер снова остановился.

«Мужчины в инвалидных креслах были молодыми».

«Старое армейское

здание, заброшенное, а потом переоборудованное».

— Военные ранения, — сказал Ричер. — Твой муж военный. Он был в Ираке.

Воэн на ходу кивнула.

— Национальная гвардия, — сказала она. — Его второй заход. Они продлили срок его службы. И его «хамви» не был бронированным. Он взорвался на СВУ [22] в Эр-Рамади.

Она свернула в следующий коридор. Там было грязно. На плинтусах собрались хлопья пыли. Кое-где виднелся мышиный помет. Лампочки почти не давали света — экономия на электричестве. Некоторые лампочки перегорели, но их не заменили — экономия на труде.

— Это здание принадлежит Управлению по делам ветеранов? [23]

22

Самодельное взрывное устройство.

23

Федеральное агентство, которое занимается выплатой пенсий и предоставлением льгот ветеранам вооруженных сил и членам их семей, выплатой компенсаций по инвалидности, содержит госпитали для ветеранов.

Воэн покачала головой.

— Это частный подрядчик, — сказала она. — Политические связи. Полюбовное соглашение. Свободный выкуп недвижимого имущества и солидные бюджетные ассигнования.

Она остановилась перед большой зеленой дверью. Лет пятьдесят назад ее покрасил рядовой в соответствии с предписаниями Пентагона, получив краску нужного цвета с армейских складов. Затем работу рядового проверил младший офицер, после чего потребовалось одобрение офицера среднего звена. С тех пор никто не обращал на дверь внимания. Она потускнела и потемнела, на ней осталось множество царапин. Теперь на двери было нацарапано восковым карандашом: «Д. Р. Воэн», а также серия цифр — военный номер или номер медицинской карты.

— Готов? — спросила Воэн.

— Если ты готова, — ответил Ричер.

— Я никогда не буду готова, — сказала Воэн.

Она повернула ручку и распахнула дверь.

Глава

50

Палата Дэвида Роберта Воэна представляла собой куб с ребром в двенадцать футов, выкрашенный в темно-зеленый цвет под узкой кремовой полосой и светло-зеленый цвет над ней. Здесь имелся металлический зеленый шкафчик и металлический зеленый солдатский сундучок. Сундучок был открыт, в нем находилась чистая пижама. В шкафчике стопкой лежали папки и большие коричневые конверты, потрепанные и местами прорванные. Из них торчали рентгеновские снимки.

В палате стояла узкая больничная койка с зафиксированными колесиками и ручным механизмом, позволяющим поднимать изголовье. Сейчас оно было поднято под углом в сорок пять градусов. На койке, под простыней, натянутой в виде тента, откинувшись назад, словно отдыхая, лежал мужчина — очевидно, это и был Дэвид Роберт Воэн. Он оказался худым и узкоплечим. Простыня не позволяла точно определить его рост и вес. Наверное, пять футов десять дюймов, и, наверное, сто восемьдесят фунтов. Кожа у него была розовой. На подбородке и щеках светлая щетина. Прямой нос и голубые глаза. Глаза широко раскрыты.

Часть черепа отсутствовала.

Недоставало куска кости величиной с блюдце. Надо лбом виднелась широкая дыра, словно на него была залихватски надвинута маленькая шапочка и кто-то срезал ее пилой вместе с частью черепа.

Мозг выпячивался наружу.

Он выглядел как сдувшийся воздушный шарик, темный, фиолетовый и сморщенный. И еще он был сухим и воспаленным. Мозг был прикрыт искусственной оболочкой, приклеенной к бритой коже вокруг отверстия наподобие пленки для пищевых продуктов.