Нечисть, нежить, нелюдь
Шрифт:
– Или умереть, – недовольно пробурчала я, заходя следом. Эта капля едва не превратила меня в зверя, я даже думать ни о чем не могла. Такого раньше не было!
– То, что произошло сегодня, – Вит обернулся, – просто…
– Сегодня вы оба чуть не спятили, – закончил Рион. – Исходя из твоих объяснений, нам едва не оторвали головы, а мы и не поняли этого?
– Точно, чаровник, – согласился чернокнижник. – Вот видишь, ты тоже умеешь думать, когда напряжешься.
Михей закрыл дверь и с беспокойством спросил:
– А теперь что? Седлаем лошадей?
– Ничего, – ответил Вит. – Мы ничего
– Но как же… – не понял стрелок.
– Никак, – неожиданно согласился с вирийцем Рион. – Это не наше дело. Пока. А вот если нас попросят разобраться, то мы должны будем…
Что «мы должны будем», так и не услышали, потому что в дверь громко постучали. Где-то за окном тоскливо завыла собака, по спине побежал холодок нехорошего предчувствия.
Глава 5
Исчезнувшая жертва
Стук повторился, настойчивый и нетерпеливый. Мы переглянулись, словно мыши, застигнутые котом у миски со сметаной.
– Господа колдованцы! – закричали с улицы, и мы узнали голос Казума. Михей даже неуверенно улыбнулся, а вот я радоваться не спешила. – Господа колдованцы, дело до вас есть. Спешное!
– Точно, – пробормотала я. – Спешно на костер препроводить.
– Айка, – покачал головой Рион, но без особого удивления, и громко выкрикнул: – Заходите.
Мельник не заставил себя ждать – так и непочиненная дверь скрипнула, мужчина тяжело переступил порог, миновал сени, вошел в комнату и с облегчением вывалил на стол перед Витом ворох бумажек.
– Вот, – удовлетворенно выдохнул Казум, а я заметила, что он уже успел переодеть портки, так как рыжая грязь исчезла.
– Что это? – удивленно поднял брови чаровник.
Тот же вопрос мучил и меня. Честно говоря, я ожидала чего-то более неприятного вроде топоров и факелов. А тут бумажки, лежат себе тихо-мирно, не кусаются. Скрученные листки, некоторые даже с ленточками, некоторые без, некоторые небрежно сложены, с рваными и истрепанными уголками, будто бумагу уже использовали, причем не один раз.
– То, что просили, – качнул головой мельник и добавил: – Надобности. Сами же велели. Чин по чину, усе сделали, написали, как было сказано. Потом еще добавим.
– Так это – не все? – сел за стол вириец.
– И откуда столько грамотеев взялось? – удивился Рион.
– Так к Ламару-писарю все подались, – сказала появившаяся вслед за мельником Пелагея.
– Точно, – подтвердил Казум. – Остальное Хирей-пасечник донесет, если у Ламара рука раньше не отвалится.
– Зато корову – точно купит, – вставила хозяйка, вытирая руки фартуком. – Ну не корову, так козу.
– «Досточтимые господари чаровники. – Чернокнижник развернул ближайший свиток, отбросил в сторону яркую алую ленточку, явно позаимствованную из чьей-то косы, и стал читать вслух, – на милость вашу уповаю, дозволенья испросить имею, дабы первейшей доставить до вас дщерь свою для последующего… – вириец запнулся, сделал круглые глаза и закончил: – Поноса».
Рион закашлялся, Михей покраснел и сделал вид, что угол печи интересует его гораздо больше, чем бумажки на столе.
– «Девка ликом красна и кругла, славна косою, а посему вызывает охоту и приязнь.
– Кто про что, а эти все о том же, – пробормотал Рион и проводил взглядом Пелагею, которая отправилась переставлять чугунки в печке.
Следующий листок, замызганный и небрежно скомканный, Вит брал с явной опаской.
– У мужичка шишок [17] сдох, – через минуту сказал чернокнижник. – Требует заселить нового.
– Изгнать, – поправил его Рион.
– Нет. Подселить. Скучно человеку. Прежнего он схоронил «по-людски» и теперь страдает от одиночества.
17
Мелкая домовая нежить. Прячет разные вещи и утварь так, что ее невозможно найти.
– Как это он умудрился нежить бестелесную земле предать? – спросила я.
– Полна земля тарийская чудес невиданных, – почти пропел Рион.
– И первача, переброжённого в количествах немереных, – в тон ему заметил вириец, отбрасывая бумажку.
– Дядька Казум, – позвала я, подергав мельника за рукав, пока парни разворачивали следующий листок. – Мне послышалось или кто-то кричал? Знаете, так, словно руку дверьми прищемил? Или не руку…
Знаю, этот вопрос задавать не стоило. Не стоило вообще привлекать внимания, но… Меня все еще преследовало это странное чувство, будто кто-то смотрит в спину. Оно чуть притупилось, но не исчезло. Я даже оглянулась на красный угол, но там был только лик Эола. Бог взирал сурово и даже с укором, вряд ли ему нравилось, чем мы тут занимались.
– Да нет, – отмахнулся мельник. – Вернее, да, – тут же поправился он. – Я тоже слышал, уже, грешным делом, подумал, что у пастуха Жига жинка снова в родах, а оказалось… – он вздохнул, – Игнара-пьяница к Эолу отправилась. Допилась, вестимо.
– То есть она умерла от…
– Да не знаю я, от чего. Браги перебрала, все давно к этому шло, прошлую годовщину сошествие Эола так встретила, что пластом седмицу лежала, даже сил выть не было. Майана так и сказала: коль заливать не перестанете, кишки вспучит. Она не перестала. – Мельник пожал плечами, а потом, словно спохватившись, добавил: – Жалко, конечно, хоть и дурна баба. Я как раз у писаря был, когда девки голосить начали, но сразу к вам поспешил, ибо нужды людские – они важнее. Там сейчас Шугар, на ледник ее свезет. Эх, все-таки придется за Теиром ехать, уже двое преставились, схоронить надобно…
Я ничего не сказала. Не смогла, так как кишки свернулись узлом не только у неведомой Игнары-пьяницы. Потому что еще недавно в Хотьках тоже гибли люди и тоже от пьянства. Три ночи подряд.
Парни тем временем разворачивали одну бумажку за другой. Свитки, перетянутые цветными лентами и бечевками, содержали по большей части предложения доставить к чаровникам ту или иную дщерь или племянницу в качестве матерей для будущих чаровников. Такие послания просто отбрасывали в сторону, видимо, предполагаемые отцы не горели желанием стать оными.