Нечисть в деревне. Ведьма
Шрифт:
— К твоей Дашке ведьма больше не совалась? А к бабке? Отец ничего не замечал?
— Тишина, как будто ничего и не было, — отозвался тот. — Ты мне скажи, тело Генки…
Я невольно бросила взгляд на темную, подернувшуюся льдом по краям реку.
— Не по-людски получается, Алиса, — гнул свое парень. — Сожрала его, а родители…
— Чего?! — поперхнулась я на вдохе, вытаращившись на великовозрастного дурня. — СОЖРАЛА?! Я?!
Вид у парня был одновременно перепуганный и виноватый. Лицо вытянулось в растерянности:
— Ну, Лешка сказал, вы на
Я открыла было рот, желая высказаться, но потом так же захлопнула, сраженная этим безоговорочным ко мне доверием: если б моего друга схарчили, я б не посмотрела, что он к тому времени уже в чудовище превратился, я б его убийцу нашла и действительно сожрала…А Гришка…
Что с него взять, окромя анализов?
— Я человечиной не питаюсь, заруби себе на носу, — не удержавшись, я залепила ему звонкую затрещину, от которой шапка слетела с головы. — И впредь думай, прежде чем говорить!
— Но тело-то где? — потирая макушку, насупился парень. Мы застыли посреди моста, Ника с участковым уже перешли на тот берег и двинулись дальше, не замечая, что двое из нас отстали. Все эти ведьмины штучки!
Раздраженно покосившись в их сторону, я вздохнула и ткнула пальцем в воду.
— Утопло. Мы в реку свалились, он тяжелее меня был, вот и…
— Достать бы надо, — поскреб подбородок Гришка. Блохи у него, что ли? — Нехорошо получается…
Я подумала и одарила его еще одной затрещиной:
— Думай, о чем говоришь! Ни ты, ни участковый знать не должны, что он мертв! Пропал человек, сбежал!
— Мать его убивается, рыдает дурниной, — пробурчал Гришка упрямо. — Я вчера у нее был, сгорит баба.
— Раньше надо было думать, когда он водку литрами глотал, — окрысилась я, отворачиваясь от лениво текущей воды и устремляясь следом за Никой и участковым. Спину жег укоряющий взгляд, но я только мотнула головой, прогоняя угрызения совести. Не я в его смерти виновата, его участь решена была еще в тот момент, когда трансформация началась. Хотя теперь, пожалуй, я еще подумаю, а не поскупиться ли принципами и не сожрать ли ту гадину, что с Генкой такое сотворила…
Добравшись до медпункта, я обнаружила Глафиру Алексеевну, участкового и сестрицу. Первая докуривала на крыльце и при виде нас с Гришкой удивленно вскинула брови:
— Можно подумать, у меня музей естествознания открылся, — проворчала она. — А вам-то чего надо?
— Ну дык, попрощаться ж, — всех выручил Гришка, с простецким видом пожавший плечами. — Ты ж знаешь, теть Глаш, у Антохи никого не было, детдомовский он…
— Попрощаться, — фыркнула та, но сигарету бросила и внутрь нас впустила. Я привычно задышала ртом, игнорируя обеспокоенный взгляд участкового. — Ты мне лучше скажи, кто его хоронить будет? За какие шиши? — мы спустились по лестнице в подвал, она распахнула тяжелую железную дверь, пропуская нас вперед: — Что ему здесь, до морковкина заговенья лежать?
Первым шагнул участковый, следом скользнула Ника, затем Гришка и я, последняя, рассудив, что ничего нового
Как оказалось, была не права.
Мы молча и растерянно сгрудились вокруг пустого железного стола. На уровне груди темнели сгустки свернувшейся крови, но за их исключением, ничего не говорило о том, что когда-то здесь лежал труп. В абсолютной тишине я подняла голову и оглядела помещение, но спрятаться здесь (даже допусти я абсурдную мысль, что покойник решит сыграть с нами в прятки) было негде.
— Не поняла, — тоном человека, который пытается не верить в то, что видит, протянула Глафира Алексеевна, подходя ближе. — А жмурик где?
— Это я вас хотел спросить… — нехорошо прищурившись, участковый перевел на нее тяжелый взгляд. Даже мне стало неуютно, хотя я куда более морально устойчива.
— Так же… С вечера же… — опешила она, разводя руками. На лице было написано искреннее удивление. — Смотрела… Да кому он нужен, ирод?!
— Так, давайте наверху разберемся, — чувствуя в голосе женщины приближающуюся истерику, я подхватила ее за локоть, нежно, но твердо уволакивая из морозильника. Участковый и Гришка двинулись следом, Ника осталась, давая мне надежду, что еще не все потеряно. Может, сестра что-то по крови унюхает. Главное, чтобы ей никто не помешал.
Накапав Глафире Алексеевне пустырника и усадив на кушетку, я вопросительно посмотрела на мужчин:
— Будете?
— Не смешно, — отрезал участковый, темнее грозовой тучи. Происходящее явно сидело у него в печенках. — Так, Глаша, давай по порядку… Когда ты морг последний раз проверяла?
— Да вечером же! Часов в пять, домой уходила, все проверила, лежал себе спокойненько! — со слезами на глазах простонала она и икнула от испуга: — Ой, что теперь будет-то, Леш? Что будет? Посадят меня, а?
— Никто тебя не посадит, — возмутился Гришка, с осуждением глядя на Алексея Михайловича, словно тот уже наручники доставал.
— Ага, некуда садить, — ехидно поддакнула я, не удержавшись.
— Ты-то хоть помолчи! — вызверился участковый.
Мы виновато затихли. Алексей Михайлович оглядел сияющий чистотой кабинет, зажмурился, сжав пальцами переносицу, тряхнул головой и, словно решив что-то для себя, резко спросил:
— Ты в морг дверь запираешь?
— Да на ней и замка-то нет, — растерянно отозвалась фельдшер, теребя в руках ватку, которую я на всякий случай смочила в нашатырном спирте.
— Час от часу не легче, — вздохнул мужчина. — Ну а входную?
— Конечно! — возмутилась Глафира Алексеевна.
— И вчера запирала?
— Да!
— Точно!
— Мамой клянусь! — горячо заверила женщина. — И утром все как обычно было, дверь заперта, только…
— Что?! — разом спросили мы.
— Я еще удивилась, — заторопилась фельдшер. — Обычно на два оборота запираю, а тут на один, ну может, это я вчера задумалась, забыла…
— А утром уже ты дверь руками залапала, да потом еще мы, — досадливо бросил участковый, расставаясь с мечтой получить отпечатки. — Дубликаты ключей есть?