Нечто из Рютте
Шрифт:
И победила бы их ведьма, да вот только солдат такое уже видел. Видал он в своей жизни и страх, и панику и знал, что они с людьми делают. Вспомнил он, как один раз в крепкой баталии вот так же поселился страх. И первый ряд стал притормаживать – сомневаясь. А второй уже остановился – оглядываться. И третий стал разворачиваться – бояться. А четвертый ряд людей так и вовсе побежал, обгоняя пятый, и бросали они свои длинные пики, не понимая, что это то единственное, что может спасти их от конных волн, которые катятся за ними.
Все это солдат пережил, все это видел. Но теперь дело было еще хуже. Было еще что-то, что в простом страхе не водилось. Ногу ему вывернуло судорогой, скособочило его, да так, что не пошевелиться, левая рука висела плетью, словно чужая, в груди ломило, каждый вдох с надрывом, противно хлюпало что-то в груди и привкус крови во рту. А ведьма тем временем присела и, не отрывая от него своего страшного глаза, тянет с земли что-то, чего он разглядеть не может. Подняла, и сделала шаг к нему, и что-то выла, выла не переставая. Или смеялась так.
– Не страшно мне, – прошипел Волков тяжело, воздуха не хватало ему, – не испугаешь ты меня, черта с два!
И как подошла она и замахнулась на него наотмашь, тяжелой солдатской рукой отвесил он ведьме оплеуху. Такую, что улетел старая тварь в угол. Закудахтала там жалостно и заткнулась, всхлипывала, лежала, скреблась, сучила ногами по земляному полу, пытаясь то ли уползти, то ли встать.
И судорога сразу отпустила, и боль в груди ушла. Солдат задышал спокойно и глубоко. Выпрямился, расправил плечи. А старуха тоже пришла в себя и, не вставая, поползла к выходу.
– Куда, куда ты? – Он поймал ее за ногу, подтянул к себе. – А ну в мешок лезь, тварина.
Левая рука тоже ожила, наступив старухе на спину, он стал прятать ее в мешок. Закутав ведьму, солдат подошел к сержанту, который все еще стоял, не шевелясь и уставившись в одну точку. Ёган скорчился в углу и бубнил молитвы, осеняя себя то и дело святым знамением.
Сержант вдруг выдохнул, как будто долго не дышал, стал озираться, а в хижину боязливо заглянули Сыч и один стражник.
– Сержант, – сказал солдат. – Проснулся, неси старуху в телегу. Начнет голосить или причитать – сразу бей ее, только не до смерти.
Пришедший в себя великан кивнул и взял старуху, легко, как пучок хвороста, вынес ее на улицу. Он уже не боялся ее.
– Да святится имя Твое, – продолжал бубнить Ёган в углу, – да приидет царствие Твое…
– Хватит уже, закончилось все, молодец, победил ты ведьму, – сказал Волков.
Ёган не верил ему, выглядывал из-за очага, искал ее.
– С ведьмами завсегда так, – заявил Сыч зачем-то, поджигая пучок сухой травы, – но эта очень сильна, очень, у меня
– У меня тоже, – признался Ёган, видя, что ведьмы нет. – Как же мы ее одолели-то?
– Так ты ее побил, – сказал солдат.
– Я?! – спросил слуга, вставая.
– Ты да Сыч, – усмехнулся Волков.
– Говорю же, живот у меня скрутило, – виновато продолжал Фриц Ламме.
– Я видел, как ты облегчился и кинулся задом в дверь, – заметил солдат Сычу.
– Экселенц, я десятка не робкого, но что касается ведьм, то уж тут я против них… – Фриц Ламме развел руками, показывая свое бессилие. – И ничего я не облегчился, просто на воздух вышел.
Он стал ворошить ведьмин хлам по углам, светя себе пучком горевшей травы как факелом.
– А что ты ищешь? – спросил Ёган.
– Надо поглядеть, что тут у нее есть, может, бумаги или чернила. Может, она письма писала. Ну или еще что.
– А что еще-то? – не отставал от него Ёган, чувствуя, что Сыч что-то не договаривает.
– Да мало ли… Золотишко, может быть.
– Золотишко? У нее? – Ёган сомневался, но страх у него уже прошел, и он тоже стал копаться в хламе, тем не менее приговаривая: – Золотишко! Да ты глянь, как она живет. Рвань да гниль.
– Вот именно, – сказал Сыч, беря новый пучок травы со стены. – Девок от бремени избавляла, яды да отвары изготовляла, сглазы, привороты делала – все денег стоит. За все ей деньгу несли, а жила она, – он обвел лачугу рукой, – видишь, как зверь дикий. Так где деньга? Закопана где-то здесь, бери огонь и ищи.
– Делай, как он говорит, – сказал солдат, в очередной раз подумав, что с Сычом ему повезло.
Но и без его указаний слова Сыча произвели на Ёгана впечатление, он тоже зажег пучок травы и начал искать.
– Давай-давай, – подбадривал его солдат, и сам потихоньку ковыряясь в горе мусора стилетом, чтобы не пачкать рук, – найдешь бумаги или деньги – награжу.
Забылся и присел на корточки, и ему опять скрутило ногу. Он скривился, и тут Сыч вдруг сказал:
– Тихо!
Все замерли.
– Слышали?
– Нет, – ответил Ёган, – а чего?
Солдат встал и помотал головой, он тоже ничего не слышал.
– Показалось, что ли, – сказал Сыч.
И тут же снова напрягся:
– Тихо, а сейчас слышали? Из угла. – Он указал на угол.
– Да ничего мы не слышим, – сказал Ёган.
– Да нет, точно звал кто-то, – Сыч полез в угол.
Отшвырнул корзину, разбросал какие-то гнилые тряпки, а под ними нашел старую, криво сбитую крышку, поднял ее.
– Лаз тут, – сообщил он, – в подпол. А я слышу, вроде зовет кто-то. – Повернулся к Ёгану и добавил: – Лампу давай.
Волков и Ёган подошли поближе и увидели лаз в земляном полу, а чуть посветив, заметили и лестницу, ведущую вниз.
– Эй! – заорал Сыч в яму. – Есть там кто?