Нечто из Рютте
Шрифт:
Волков опробовал и новые болты с серебряными наконечниками, они почти не отличались от обычных. Глядя на коннетабля, Ёган и стражники тихо восхищались его умением точно стрелять, совсем при этом не целясь.
– Вот бы мне так, – говорил Ёган, – господин, где вы этому учились?
– Наверное, в гвардии, – заметил один из стражников.
– Нет, – отвечал солдат, – в гвардию меня взяли как стрелка, там был конкурс, нужно было девять арбалетчиков, а приехало человек сто шестьдесят. Я стрелял сто двенадцатым,
– Ух, – восхитился стражник. – Два из ста шестидесяти!
– Ну, где-то так, – с долей гордости отвечал Волков.
– Эх, нужно было мне тоже в молодости в солдаты пойти, – мечтательно говорил Ёган.
– Может, и нужно было, – задумчиво ответил солдат. – Только вот из роты лучников, в которую я попал, после первого же сражения осталось чуть больше половины.
– А что ж, остальных побили, что ли? – спросил стражник.
– Кого убили, кого в плен взяли, а кто и сбежал. Я часто думаю: сколько из тех, кто стоял в том строю со мной, еще живы? Вряд ли половина. И из живых половина – это больные да увечные. Так что, Ёган, не грусти, что не пошел в солдаты.
Он снова взвел арбалет, прицелился, выпустил стрелу. Сейчас он был почти спокоен; он всегда успокаивался, когда стрелял, он почти уже забыл госпожу Анну, почти забыл умершего мальчика. Забывчивость – важное качество солдата. Любого солдата. Солдат должен быстро выбрасывать из головы все плохое и ужасное, а иначе… Иначе сойдешь с ума.
В этот день за обещанным талером так никто и не пришел. Солдат особо и не рассчитывал, да и не нужно ему было это, он и так знал, кто отравитель.
На следующее утро он поговорил с Клаусом и не стал посылать людей на монастырскую дорогу – собака там ни разу не взяла след.
– Ну что, монах, – начал он, садясь за стол в донжоне, – как нам найти гул мастера?
– Я не знаю, господин, – честно отвечал монах Ипполит.
– Ну, тогда читай, что в книге твоей написано.
Монах читал и сразу переводил, а Волков ел и слушал, и все остальные, кто сидел за столом: и сержант, и управляющий, и свободные от дежурства стражники – тоже внимательно слушали.
– «Гул мастер, вурдалак, господин людоедов по-нашему, обитает в темных, свободных от солнца местах, там, где не встретит его случайный человек», – монотонно читал монах.
– Сейчас здесь все места свободны от солнца, – заметил солдат, – и леса вокруг, и болота, и местность безлюдная, вот его где искать-то?
– Есть место такое, – вдруг осмелился сказать один из стражников.
– Где? – спросил его сержант.
– Так старый замок.
– Там и замка-то нет давно никакого, – заметил Ёган.
– Замка-то нет, – продолжал настаивать стражник, – а подвалы под развалинами есть.
– Были, – заметил сержант, – раньше. Мы в детстве там лазили, а сейчас не знаю, как там.
–
Все стали подниматься и вылезать из-за стола.
Но в этот день попасть на развалины Волкову не удалось. Когда кони были оседланы и все уже собрались, пришел стражник и сказал, что староста из Малой Рютте просится поговорить. Солдат велел вести его.
Сидение в подвале очень меняет людей. Староста позвякивал кандалами, шмыгал носом, был сер лицом и изможден, и ни капли былой спеси в нем не осталось.
– Ну, что хотел? – спросил Волков, усаживаясь в седло.
– Да вот, хотел просить, чтобы семью отпустили. Холодно в подвале, дети на камнях лежат, а камень он ведь злой, он жизнь из человека тянет.
– О детках вспомнил? Ты когда барона обворовывал, чего о детях не вспоминал?
– Так то ж я обворовывал, дети тут при чем?
– Значит, сознаешься, что воровал?
Староста помялся, позвенел цепью, шмыгнул носом и сказал:
– Ну, был грех, что ж тут сказать. Так не я один был. Я на других глядючи, соблазнился. Отпустили бы вы детей и бабу мою. Потому что…
– Деньги где? – перебил его солдат.
– Какие деньги? – Староста невинно хлопал глазами.
– Соллон воровал, так у него дом был и кони. И пил, ел, куражился. А ты воровал и жил в хибаре. И из живности у тебя только мерин скорбный. Значит, деньгу где-то прячешь. А сейчас ты стоишь и думаешь: коннетабль-то дурак, детишек выпустит, а они деньгу, что я своровал, и перепрячут. Не перепрячут, не надейся, не выпущу никого, пока деньгу не отдашь. Все в подвале будете сидеть.
– А ежели нет тех денег? – не сдавался староста.
– Сгниете в подвале, – закончил Волков и приказал стражнику: – На место его.
– Не по-божески так! – орал староста, звеня цепями, когда его тащил стражник. – Дети-то за что страдают?
– За деньгу твою страдают! – крикнул вслед ему солдат и пришпорил коня.
И прямо в воротах столкнулся с верховым мальчишкой. Мальчишка сидел на лошади без седла и был бос, закричал звонко:
– Господин, господин! У нас в Малой Рютте конокрады коней увели!
– И много увели? – спросил солдат.
– Двух. Мужики за вилы взялись, ловят, а конокрады злобные, с кинжалами.
– Ну, поехали, посмотрим.
Конокрадов ловили почти весь день. Коней нашли сразу, а воры стали прятаться в болотах и орешниках. Обнаружить их не получалось, пришлось послать человека за Клаусом и собаками. Егерь привел свору, и дело сразу сдвинулось. Волков с недобрым удивлением наблюдал, как местные мужики суетились и, не зная устали, с упоением искали конокрадов, лезли в болота, входили в злобный раж. Вроде тихие и забитые, а тут вдруг разозлились. Землю рыли, забыли про покой.