Нечто в лодке по ту сторону озера...
Шрифт:
Вот именно поэтому потом и рождаются такие высказывания, как "понятия качество в музыке не существует". Потому что человек видит, что по каким-то причинам музыка высокого качества не получает должного признания в обществе, а музыка низкого качества, наоборот, иногда это признание получает. И возникает своего рода непонятка — как так? Почему? Зачем? Куда? Кого? Что? Как такое возможно? И человек находит для себя наиболее примитивный способ объяснения — "понятия качество в музыке не существует" — устранить раздражитель, примирив реальность со своим сознанием. На самом деле понятие качество существует в музыке, как и в любом другом искусстве. Просто люди слушают музыку по разным причинам. Качество — всего лишь один из способов заставить их эту музыку слушать. Понятие качество — понятие в большей степени все же абсолютное, чем относительное. Качественная музыка всегда будет нравиться людям. Потому что существуют законы, по которым искусство приятно для восприятия. Система,
А человек, стремящийся все упростить, всегда будет пытаться подогнать реальность под себя. А это опасно — потому что человек не всесилен. Иногда, правда, наиболее простые пути действительно являются истинными — но, к сожалению, не всегда. И, возможно, что иногда действительно все гениальное просто, но — к сожалению — не все простое гениально.
Я понимал, что чувствовал Андрей по отношению к своей религии. Я чувствовал тоже самое. Но Андрей нашел для себя такой способ разрешения сложной ситуации — он просто ушел. Его вера и его компромисс, на который он пошел, не могли не оказать на него влияния и оставили сильнейший отпечаток на всю жизнь. Сейчас при общении со мной он был слишком эмоционален, и его эмоции выдавали его. Я не собирался вообще разговаривать с ним на тему религии. Но он сам ушел в эти дебри и повел общение в этом направлении. Он был зол, раздражен и желал справедливости. Он жаловался. Он искал понимания. Он был несчастен и множество противоречивых неоднозначных чувств поглощали его. С возвращением к обычной мирской жизни его внутренние конфликты в голове не разрешились, и эмоции никуда не делись. Даже спустя десять лет они продолжали грызть ему мозг и разьедать сердце. Он ненавидел эту религию. И я хорошо мог понять все, что он чувствовал. Я тоже ненавидел ее. Поэтому я мог хотя бы выслушать его и выказать свою солидарность. И в этом я мог хоть немного помочь ему. Вряд ли ему мог помочь какой-нибудь там фанатик, готовый беспрекословно выполнить любое, даже самое идиотское поручение пастора своей церкви. Вряд ли его мог понять кто-нибудь из тех верующих, кто беспечно прожил в церкви больше 20-ти лет, имел прекрасную семью, детей, хорошую работу, занимался каким-нибудь мелким служением в церкви и никогда не шел на серьезные жертвы ради своей религии. Вряд ли такому человеку мог помочь какой-нибудь там пастор церкви, который сам женился в 19 лет и постоянно спал со своей женой и при этом затирал молодым прихожанам своей церкви, чей возраст приближался уже к тридцати и они до сих пор по каким-то причинам были не в браке — о том, что мастурбация это страшный непростительный грех. Вряд ли этот пастор с чрезмерно и не прилично умным видом мог всерьез помочь такому человеку. "Сублимируйте свою сексуальную энергию в служение Богу и церкви"… Ага… лучше я сублимирую ее в движение своей ноги, чтобы дать тебе отрезвляющего пенделя по твоему святому заду, чтобы ты научился лучше понимать людей и отвечать за свои слова.
В этой религии было много неправильных вещей, большинство которых конечно же исходили из системы церкви. Но в ней были так же и изначальные противоречивые моменты, к которым просто не знаешь как относиться. Каждый сам решал для себя все эти противоречия и сам разбирался со своими эмоциями. Но то, что я всегда неизменно наблюдал в церкви: большинство людей, пребывая в состоянии беспечности и покоя в своей вере, осуждали тех, кто поступал как-либо, оказавшись в сложной ситуации — и они делали это ровно до того момента, пока сами не оказывались в какой-либо сложной ситуации. Очевидная закономерность. Люди не меняются, и всегда остаются прежними… Они глупы, эгоистичны и недальновидны… Дебилы…
Очевидно, что в моей жизни заканчивался какой-то период и начинался новый. И этот разговор с Андреем — видимо, было последнее, что я должен был сделать в этом уходящем времени. Теперь я собирался уйти в долгий бессрочный отпуск. Мне необходимо было отдохнуть и хоть немного восстановить здоровье. А если получится — начать нормальную жизнь. Я прошел несколько точек невозврата, и теперь уже никогда не мог вернуться к тому прежнему состоянию, в котором когда-то пребывал. Я больше не мог мыслить как фанатик в церкви, и больше не мог мыслить как обычный человек. Я был уже другой. И я не знал уже, кто я был. И я уходил, чтобы
Все, что происходило в моей жизни — так или иначе происходило при стечении обстоятельств и практически независимо от мнея самого. От меня требовалось лишь намерение и решение идти до конца. Намерение — как часть системы, часто было инспирировано кем-то извне.
Я чувствовал приближение нового периода. И ветер перемен и его дуновение свежести опьяняло меня и создавало ощущение лекгости и бескрайности. Я уже не чувствовал себя в клетке. Может, это было всего лишь такое специфическое восприятие из-за временного химического дисбаланса в крови и выработки эндорфинов. Как бы там не было — я просто наслаждался этим состоянием, хотя бы временно улавливая какие-то положительные для себя эмоции, не смотря на то, что понимал, что все они могли быть от восприятия иллюзорных ощущений. Простой расчет — как бы там не было, нужно хотя бы просто пользоваться моментом.
А когда я лег спать у меня случился очередной приступ. В груди что-то провалилось, я начал задыхаться, закружилась голова, потом свело позвоночник и затылок, и начались судороги, после чего я стал уходить в какую-то межпространственную реальность. Приступ был настолько сильный, что моей матери, не смотря на то, что она уже ко всему привыкла, пришлось вызвать скорую. Я не хотел ехать в больницу, но почему-то в результате согласился.
Меня привезли в приемный покой, где я лежал на кровати какое-то время, слушая за перегородкой разговор какого-то пьяного с медсестрами.
— Резать… будете? — спрашивал он, еле шевеля языком.
— Зачем? — отвечали медсестры.
— Ну… Как зачем? — удивлялся пьяный.
Потом пришел врач. Начал рассуждать над моей болезнью.
— Нет, это не внутричерепное давление, — говорил он, — Иначе бы он у нас тут каждый месяц валялся… На учете у невролога состоишь?
— Да.
— И что он?
— Ничего. Он с вами согласен.
— Ухудшение памяти наблюдается? Снижение мозговой активности? Забывчивость? Снижение интеллекта, реакции?
— Вроде, нет. Не замечал.
— Вот и я смотрю. Мозги шарят?
— Потихоньку.
— Вот и хорошо… ВСД…
— Что, такая сильная?
— Да хрен его знает. Не знаю я ничего… Оставайся у нас, сделаем спинномозговую пунктцию.
— Нет, спасибо. Я лучше как-нибудь своей смертью умру.
— Как хочешь… Отдохни, пацан. Нервы полечи. Попей травок каких-нибудь.
— Угу.
Не имея особого желания оставаться в больнице и не видя в этом какого-то особо огромного смысла, я потребовал у матери, чтобы она вызвала мне такси, и вскоре уехал.
— Доктор, резать… будете? — спрашивал все тот же пьяный.
— Обязательно, — отвечал доктор.
— Оооо, как прекрааасно… Я умираю со скуки, когда меня кто-то режеееет. Я ненавижу, когдааа меняяя кто-тааа режееееет…
37.(окончание)
Прошел месяц. Успокоившись на время разумом, душой и телом, я продолжал жить в этом мире и вступал в какой-то новый период своей жизни. Я закрыл сайт со своей музыкой. Прекратил заниматься пропагандой людям каких-то идей. Перестал молиться за других. Я просто жил. Размеренно и спокойно. Впервые за долгое время меня не мучали кошмары по ночам. Мое депрессивное состояние постепенно начинало рассасываться и растворяться, как будто уходя от меня куда-то в сторону. Я начинал смотреть на мир по-другому. Я как будто воспринимал эту реальность несколько иначе. Все стало немного спокойнее. Разные мысли уже не давили так сильно на разум. Неприятные ощущения себя в этом мире не раздражали. Ушла постоянная подавленность. Постепенно проходил страх. Мне казалось, что я еще вполне в состоянии жить.