Нечто
Шрифт:
– Да уж точно, – пробормотал Рост. Знали бы его новые друзья, что вся вышеназванная дикторшей сумма лежит в каких-то двухстах метрах от их костра.
– Ладно, пора спать, – распорядился Витек. – Не про наш праздник эти бабки… Поужинали, выпили, живы – и то хорошо… – он залил костер водой из котелка, и они пошли в дом.
Рост закутался в тряпки, вспоминая недавний разговор. Он всегда относился к бомжам с некоторым пренебрежением, если не с брезгливостью. Странно, но сейчас он общался с ними на равных и не чувствовал себя в более привилегированном положении. Нормальные мужики, со своими странностями, как и он.
«Не-ет… Они бездомные,
Росту стало не по себе. Если вся история про юных отморозков правда (в чем он уже не сомневался), то нужно быть начеку. Рассказ о так называемых «врачах» оставил в душе неприятный осадок.
36
Юра остановил машину и оглянулся. Так и есть, Нелли в обмороке. Он не знал, что делать – оставлять ее в таком состоянии, конечно, нельзя, вдруг их остановят менты? Но если везти, то куда? К себе домой? Или к Алексу? Кажется, у нее должны остаться ключи от его квартиры… Он потер мочки ушей девушки – самое действенное средство, если нет нашатыря. Нелли закрутила головой и открыла глаза.
– Нелли, ты слышишь меня? – спросил Юра. Девушка забралась с ногами на заднее сиденье. Ее взгляд пугал Юру – она была похожа на человека, которого по ошибке выпустили из психушки.
– Я отвезу тебя домой. Потом позвоню, ладно?
Ноль реакции. С таким же успехом он мог бы разговаривать с приборной доской.
Он попытался взять ее за руку, но она отшатнулась назад, выкрикнув:
– Не прикасайся ко мне!
– Как скажешь, – Юра завел мотор. Вопросы, одни вопросы. Что он скажет родителям Алекса? Отец ладно, он много пьет и мало интересуется Алексом, но мать знает, что они общались, и обязательно станет ему звонить. И у нее возникнет ряд интересных вопросов. Например, что делал Алекс, обыкновенный студент, в заброшенном доме, который того и гляди обвалится? Где была в это время Нелли? Нет, как это ни цинично, придется отрицать все до конца. Если, конечно, никто из них не расколется. Иначе все закончится очень плохо. Крайне плохо… Глядя на застывшую в напряжении Нелли, больше смахивающую на живой труп, Юра понял, что ее и колоть-то особенно не нужно – у нее на лбу и так все написано.
– Это ты во всем виноват, – вдруг сказала Нелли. В голосе сквозила жгучая ненависть. – До встречи с тобой он не был… не был таким.
– Нелли, перестань, – сказал Юра. Он прекрасно понимал состояние девушки, но ее упреки взбесили его. Тоже, понимаешь, святая нашлась.
– Я говорила с ним. «Только последний раз», – сказал он, – продолжала она. Из глаз градом катились слезы. Она смотрела в окно и бессильно плакала, но слез не вытирала.
Какое-то время они ехали в полной тишине, затем Юра взглянул в зеркало заднего вида и остолбенел – с исказившимся от ярости лицом Нелли тянулась к нему, выставив вперед скрюченные пальцы.
«Сейчас она вцепится мне в глаза, – с каким-то отрешенным спокойствием подумал юноша. – И мы врежемся в фонарный столб».
Он начал притормаживать, и вовремя – Нелли уже хватала его за шею. Несмотря на хрупкую фигуру, хватка у нее оказалась железной, и Юре с большим трудом удалось отцепить ее руки. Машина остановилась. Он повернулся на сиденье и, недолго думая, нанес ей сильный удар в подбородок. Лязгнув зубами, Нелли в беспамятстве откинулась назад, челка закрыла ей лицо.
Он
Он почти не помнил, как добрался до больницы. Его долго не хотели пускать, но он поднял такой тарарам, что дежурная сестра отправилась за журналом. Выйдя, она развела руками – пациентка Романова выписалась в четыре часа, за ней приехали дочери…
Дурное предчувствие нарастало, как снежный ком, он не находил себе места. Воспаленный мозг то и дело вспыхивал компьютерными матрицами, из которых вываливались версии, одна другой ужасней. Он снова поехал домой к Алисе.
Он поймал себя на мысли, что испытывает чуть ли не ненависть к покойному Алексу – какого хрена он выбрал именно этот день? Разве мало других подходящих дней для акции?
Вскоре он был у подъезда Алисы. Набрал домофон, но никто не отвечал. Разбуженная соседка снова сказала, что ни Алиса с Инной, ни их мать домой не приезжали. По просьбе Юры она сходила к квартире ангела и простояла там с минуту, не отрывая пальца от кнопки звонка. Тщетно.
«Может, выломать дверь? – возникла у Юры безумная мысль. – Вдруг с ними что-то случилось? Отравились газом? Нет, тогда Анна Сергеевна точно почувствовала бы запах…» – Он уже плохо соображал, сказывалась общая усталость, не давала покоя и продырявленная шилом нога.
Совершенно разбитый, он приехал домой. Кляксич жалобно замяукал, требуя, чтобы его покормили. Может, позвонить Нелли? Юра набрал номер, но трубку не брали. Они что, сговорились все?
Нужно сходить в душ, но почему-то впервые в жизни Юра с отвращением подумал о ванне. Он покормил Кляксича, затем, прихрамывая, вышел на лоджию. Где Алиса? Где его ангел, что с ней? Неизвестность сводила его с ума, он боялся думать о худшем, но мрачные мысли, одна темнее другой, загромождали его изнутри, вытесняя последнюю надежду.
Она позвонила через двадцать минут, когда он уже был на грани безумия.
– Привет, – сказала она.
– Привет, – сказал он, чувствуя, как отлегло от сердца. – Где ты была? – как можно спокойней спросил он, и она ответила…
…что на обратном пути из больницы заехали к двоюродному брату матери и до самой ночи пили чай…
…что они были дома, но у них отключили телефон, свет и все остальное, а включили только сейчас, поэтому она не слышала его настойчивых звонков…
Юра с трудом разлепил глаза. Галлюцинация была четкой и ясной, как божий день, он даже чувствовал прислоненную к уху телефонную трубку. Но она лежала там, где ей было положено лежать. И никто ему не звонил.
Он выключил свет и подошел к окну. На подоконник с трудом вскарабкался сонный Кляксич. Где-то наверху бренчала гитара, на улице сработала сигнализация чьей-то машины. Он стоял и ждал, гладя посапывающего Кляксича. Он ждал.
37
Он не знал, сколько прошло времени, когда раздался звонок.
Кажется, было часа два ночи. Звонили по городскому телефону.
– Алло, – выдавил из себя Юра. – Алло, кто это?
Слова казались ужасно неудобными, как ежи, они царапались за небо и десны, не желая быть сказанными и услышанными.