Нечто
Шрифт:
– Клево тебя разукрасили, – восхищенно сказал Жуля, открывая консервы. – А мне вот жбан зашили… Сказали, на редкость крепкий череп. А я им – а вы как хотели, я им кокосовые орехи колоть могу… Болит, правда, еще.
– Как ты дырку свою объяснил? – поинтересовался Юра.
– А… Сказал, по пьяни на стройке ссал, не удержался и в яму брякнулся. Ну как там в тюряге-то, а?
– Без тебя плохо, – отозвался Юра, доставая из шкафа рюмки.
– Ха-ха! – залился смехом Жуля. – Плохо, говоришь?
Мика подождал, пока Юра разольет водку, и сказал:
– Чего делать будем, Гюрза?
Юра
– Помянем Алекса.
Они выпили. Жуля подцепил вилкой шпротину и положил ее на хлеб.
– Никто о вас в ментовке не знает, – промолвил Юра. – Так что можете спать спокойно.
– Это если Нелли будет молчать, – вставил Мика. – Как прошли похороны? – после небольшой паузы спросил он. Жуля изменился в лице, нахмурив брови.
– Похороны как похороны.
– А ты почему не пошел? – спросил Жуля у Мики.
– Почему-почему… Куда такой толпой светиться, да еще с моим лбом? Соображать надо, Жуля.
– Да уж куда мне, свиным рылом, – Жуля передернул плечами, словно вспомнил что-то неприятное.
– Гюрза, ты не ответил. Как дальше жить будем? – проговорил с нажимом Мика. Он положил руки на стол. Юра заметил, что болячки на его костяшках исчезли.
– А что ты хочешь услышать? – усмехнулся он, сажая к себе на колени Кляксича. Тот завозился, устраиваясь поудобнее. Когда кот принял более или менее удобную позу, его огромные глаза с любопытством уставились на гостей.
– Я читаю газеты. Ты в курсе, что теперь чуть ли не каждый бомж, даже сдохший от паленой водяры, приписывается нам?
– Ну и что? – казалось, Гюрза вообще не слышал Мику и рассеянно почесывал за ушами у Кляксича. Кот жмурился от удовольствия, вытягивая толстую плюшевую шею, длинные усы подрагивали от наслаждения.
– Парни, я пас, – сказал Жуля, постукивая ногтем по рюмке. – Все, бля, с меня хватит. Сначала Алекс, сейчас у Нелли башню срывает… Менты че-то зашевелились. Не, все, решено.
– А ты? – Мика в упор смотрел на Юру.
– А я женюсь, – с улыбкой сказал Юра, но от его улыбки почему-то всем стало неуютно.
– Э-э… – промычал Жуля, переводя ошалелый взгляд с него на Мику. – Че, правда?
– Я когда-нибудь шутил с тобой, Андрей? – спросил серьезным тоном Юра.
– И кто она? – с недоверием спросил Мика.
– Самая лучшая, – прошептал Юра.
В воздухе повисла неловкая пауза.
Мика неожиданно обнаружил, что глаза Гюрзы постоянно меняются. Нет, он не сошел с ума и еще не напился до степени Жули и отлично понимал, что это физически невозможно… Но он верил своему зрению – из обычных голубых они внезапно становились ярко-оранжевыми, причем зрачки словно растворялись в необыкновенном огненном пламени, как куски масла на раскаленной сковородке, а потом вдруг их накрывала черная пелена, будто внутри Гюрзы наступала ночь.
– Я пойду, – Мика стал вылезать из-за стола. – Ты знаешь, как меня найти.
– Знаю, – согласился Юра, продолжая забавляться с Кляксичем. – Пока.
– А можно я еще посижу? – подал голос Жуля. С одной стороны, он видел, что с Гюрзой определенно творится что-то не то, но с другой, – у него так уютно… да и в бутылке еще почти половина осталась.
– Сиди, кто тебя гонит, –
«Ну и ладно, мне больше достанется», – решил Жуля и стал наполнять рюмки. Рука его дрожала, и это ему не понравилось.
– Ты правильно решил, Андрей, – сказал Юра. Кляксич уже спал на его коленях, свернувшись могучим калачом. – Я про акции.
– Ах, ты об этом, – Жуля выпил, не чокаясь, и сунул в рот кусок хлеба с плавленым сыром. – Эти акции-х…якции у меня уже в жопе сидят, хуже геморроя, – с набитым ртом продолжал он. Однако следующая фраза Юры поразила его.
– Я бы на твоем месте вообще уехал из Москвы, – тускло сказал он. – Плохо здесь, Андрюха.
Придя в себя, Жуля дожевал бутерброд:
– Че-то ты странный стал, Гюрза. Пить не хочешь, жрать тоже… Так и до своей свадьбы не доживешь.
Жуля не узнавал своего приятеля – сидит как пень, скукожился и смотрит в одну точку. Он решил не приставать к нему с расспросами и налег на водку. Минут через пятнадцать он уже был, как говорится, в кондиции. Однако молчание Гюрзы становилось невыносимым, и Жуля отважился нарушить затянувшуюся паузу:
– Жаль, что так получилось с Алексом. И ты в тюряге парился, не нравится мне все это. Ты же юрист, че, отмазаться не смог от мусоров?
Гюрза развел руками и показал на свое фиолетовое, в желтеющих синяках лицо.
– Ну, уж извини, не шмогла.
Жуля, казалось, не заметил сарказма.
– А знаешь, почему я передумал с вами ходить на акции? – он уставился на Юру осовелыми глазами. Юра видел, что белки его друга были все в красных прожилках. – Эх, Гюрза, Гюрза, – Жуля снял рубашку, оставшись в одной майке. Под мышками темнели два полукруга пота. – Никому не говорил… только тебе, как старому другу.
Жуля подвинул табуретку ближе к столу.
– Знаешь, когда мне было лет пять, моя матушка отвезла меня к деду в деревню, под Рязань. Было круто, речка там и все такое, малышня, телки маленькие с плоскими сиськами и так далее. Так вот, вечером, когда мы разжигали рядом с домом костер, было самое клевое время. Мы рассказывали страшилки, ну, ты знаешь, про зеленые глаза, черные перчатки и прочее. Так вот, ни хрена мне страшно не было, наоборот, все на «ха-ха» пробивало. А была среди нас одна девчонка, ну прямо Дюймовочка – дунешь, улетит на Луну… Глазищи огромные, сама бледненькая, прям как дохленькая, и косички, будто усики у таракана… У таракана усики, а у чувихи трусики, хе-хе… Так вот, она всегда молчала, только губки так поджимала с видом «Эй-эй, ребятишки, все это бабушкины сказки, не верю ни единому слову», и все такое.
Жуля продолжал.
– И вот однажды, дня за два, как мне уже уезжать надо, она наконец открыла рот. Гюрза, бля буду, сказка есть сказка, но после ее истории я еле до дома добрался, по дороге свои штаны в полосочку чуть не обдристал. Да и вся мелюзга тряслась от страха, как горох в банке, когда она рассказывала. Сидит так прямо, будто палку проглотила, как монашка, зырит куда-то в темноту и вещает монотонно, типа молитвы читает. Знаешь, я как вспомню, до сих пор в дрожь бросает.
Неожиданно в квартире погас свет.