Неделя: Истории Данкелбурга
Шрифт:
Словно израненный и побитый, я покидаю кабинет…
Сейчас…
Освещения на улицах становится всё меньше – теперь фонари стоят на расстоянии около сотни метров друг от друга. Было бы очень темно, если бы не довольная яркая половина луны. Её бледный свет снисходит на Данкелбург, освещая его гнилое естество.
И видны звёзды. Ни в одном другом крупном городе звёзд не видно. Я же могу рассмотреть их многообразие в мельчайших деталях. Я могу даже разглядеть спрятанные среди них глаза Небожителя. Но не хочу.
Сам по
Воспоминания тягостные и неприятные. Только привыкание и осознание того, что в моей жалкой жизни таких случаев бывает немало утешают. Я смирился со своей судьбой, смирился с тем, что моя юность будет именно такой. Но зрелую жизнь я непременно изменю!
Тогда…
Перемены начались двенадцать дней назад. Тогда я только оправился от испытанного в кабинете мистера Арлеса позора и искал материал для новой статьи. Целый день я проторчал в своей микроскопической квартирке в ожидании озарения и вдохновения. Целый день они не приходили.
Возможно, всему виной имена эта квартира, в которой я влачу своё жалкое существование: обшарпанные стены без обоев, осыпающийся потолок, самодельная кровать из трёх досок, поставленных на ровные стопки книг – в моём жилище ничто не подходит под определение «уют».
Зато самое оно, что подходит для молодого парня без денег – город неблагосклонен к неимущим.
В тот день я проснулся от того, что под моим окном столкнулись два горбатых автомобиля. Плюющие слюной хозяева транспортных средств материли друг друга, да так, что перекричали крякающие сигналы лениво объезжающих их машин. Удар несильный, о чём говорят незначительные повреждения, но даже из-за отбитых кругляшей фар водители готовы перегрызть друг другу глотки.
Я долго наблюдал за ругающимися господами. В солидных костюмах, с респектабельной внешностью и изящными автомобилями стильных чёрных цветов, эти двое поведением своим напоминают портовых грузчиков-эмигрантов.
Отчего-то в Данкелбурге так сложно встретить порядочных и спокойных людей.
Сам себя я к категории таких лиц не причисляю.
Настало время просыпаться и натягивать на себя потёртые джинсы фирмы «Штрауц». Многие считают этот предмет одежды плебейский, отвратительным, бунтарским. Консервативно настроенное общество считает джинсы одеждой для будущих преступников, штанами для всякой шпаны. Я же считаю их удобными, долговечными и… дешёвыми.
Опустив ноги на пол, где меня ждут поношенные кеды, я обнаружил, что за ночь одна книжная стопка немного рассыпалась, и кровать чуть перекосилась. Пришлось восстанавливать, с позволения сказать, мебель…
Я принялся укладывать книги поровнее, чтобы не допустить повторных разрушений в ближайшее время. Моё ложе поддерживают самые известные писатели современности: здесь и Абрахамс, и Барстоу, и Ирвинг, и Стайнер. Настоящая библиотека, за которую некоторые букинисты отдали бы немалые средства. Но для меня эти книги являются просто частью кровати.
Мне не приходилось читать ни одну из них. За все шесть лет проживания
Вряд ли хоть кто-то из этих авторов предполагал, что его труды будут использоваться именно так. Сомневаюсь, что хоть кто-то из них остался бы равнодушен, увидев подобное зрелище. В своих глупых фантазиях я нередко заменяю книги на самих писателей и представляю, как сплю на их спинах. Все в костюмах, с галстуками, но все пыльные с ног до головы, прямо как и их произведения.
Помнится, единственный раз я всё же пролистал интереса ради один роман, но с несколько иной целью: я наивно понадеялся, что предыдущий жилец спрятал в одну из них деньги…
Так пренебрежительно обращаясь с интеллектуальными трудами известных писателей, я начинаю осознавать, что и у газет, в которых опубликованы мои статьи, судьбы складываются не лучше: моими строками бомжи устилают ложа на ночь, ими убивают мух, на них потрошат рыбу, в них заворачивают куски свинины…
Признаться, сперва от этих ассоциаций ёкало сердце. Теперь я об этом не думаю вовсе… Или умело вру сам себе, что не думаю…
Восстановив целостность кровати, я снова перевожу взгляд на виды за окном. Данкелбург не меняется и меняться не собирается. Он всё такой же, как и четырнадцать лет назад, когда город полностью восстановили от последствий войны. Осколки камня убрали, памятники и здания восстановили, наладили инфраструктуру и постарались забыть о недавнем грандиозном конфликте, который затронул семьдесят две страны. Её постарались забыть и главы государств, и простые солдаты. Ни одного напоминания о ней не осталось в обыденной жизни общества.
Но все друг друга обманывают с той же тщетностью, с которой можно обманывать и самого себя. Все всё прекрасно помнят…
Один только город затянул свои раны и забыл. А фантомов, что пытаются напомнить ему, он затолкал в тень, где ничего не видно.
Ещё довольно темно и я включаю лампу с тёмно-зелёным абажуром. В моей квартирке нет люстры, так что весь свет источают лампы и свечи в стеклянных банках, переполненных расплавленным воском.
Жёлтый свет кое-как разгоняет мрак в комнате. Я иду к стулу, переступая через кучи самого разного мусора: бумажки, упавшая на пол штора, обломки табурета, стакан, рассыпанные карандаши, куски штукатурки, упавшие с потолка…
Вот я уже плюхаюсь на деревянный стул, радуясь, что он не развалился подо мной. На рабочем столе свалено всё, что не уместилось на полу. Здесь стоят самые разные предметы, начиная от горшка с землёй, в котором давным-давно сгнил цветок, и заканчивая посеревшей печатной машинкой. На ней я набираю свои статьи…
Здесь я пытаюсь работать…
Первые десять минут я просто сижу и изучаю разбросанные по столу номера «Еженедельно актуально», стараясь вычленить то единственное, на чём стоит сосредоточить усилия. Я просматриваю колонки, вычленяю ошибки писак-бездарей, статьи которых попадают в газету в отличие от моих, систематизирую темы, выявляю интерес читателей, последние тренды в журналистской работе…