Недетские сказки
Шрифт:
Нужно сказать, что монолог Моли был исполнен настолько мастерски, что даже по прошествии времени о нем не забыли и постоянно цитировали отдельные фразы, на все лады изображая страдания Моли:
– Да! Да! Именно! А что он проделывает с Одеждой?! Он тиран! Он деспот! В одиночку, как маньяк наслаждается деликатесами….
Это всегда вызывало бурную реакцию зрителей.
12
Но в тот момент вешалкам было не до шуток. Их серьезно беспокоило реально обозримое ближайшее будущее.
Явно заинтересованные разобраться в происходящем, они бесцеремонно расталкивали друг друга, стараясь что-то высмотреть снаружи. И эта картина – неупорядоченные мелькания то чьих-то рукавов, то неизвестно кому принадлежащих штанин, то неопределенного вида отделок и линялых рисунков – напоминало скорее повозку старьевщика, чем содержимое идеально организованного Шкафа.
Вешалки давно знали о претензиях Комнаты к Шкафу и прекрасно понимали, что когда-нибудь им все-таки придется выбрать на чьей же они стороне. Но пока Шкаф откровенно игнорировал Комнату, у них еще теплился слабый огонек надежды, что все как-нибудь обойдется.
Сейчас же до них дошло, что, судя по всему, отсидеться в стороне уже не удастся. И как бы ни был страшен гнев Комнаты, но они все же – вешалки! И чувства чувствами, но долг служить Одежде превыше всего.
– Ну, это мы еще посмотрим, кто кого, – скалилась металлическими челюстями Жесть.
– Невежда! Выскочка! Примитивное насекомое! – зашумели Дрова, реагируя на Моль. – Всем известно, какого сорта духовные ценности у этого биологического приспособления для уничтожения Одежды!
–У-у-у-у-ть! – одновременно завыли разгневанные Одноразовые (или Плебейки). – Ать вшу, лохи айзе! …Й! …Й! …Й!
После того, как во всеуслышание было объявлено о перспективе Одежды попасть в меню к насекомому, мешкать дальше было уже нельзя. Настроения вешалкам добавили стенания Одежды, которая от ужаса быть съеденной возопила к небесам всем своим многоголосым хором.
Каждый участник перфоманса, не стесняясь, выплескивал наружу все, что скопилось в нем за годы вынужденного сдерживания себя в рамках.
– Некто Моль заявляет на нас свои права! – возмущалась Норковая Шубка, вздыбливая шерстку на спинке и рукавах.
Соседи на Жести вторили ей. Отдельные слова и целые предложения смешивались между собой и в результате все это стало напоминать концерт вокального джаза, когда смысл вообще не принимается в расчет.
– А бо-бо ли ни хо-хо? – перекрикивали всех разномастные Майко-Футболки. Одним рукавом они цеплялись за Одноразовых (или Плебеек), а другим выделывали всевозможные непристойные фигуры, полоща в воздухе бесформенными горловинами и подолами.
– Сик на вам! Сик на вам! – в унисон им шипела беззубыми отверстиями «Сиротская тема».
И тут вслед за платяным отделением, к протесту присоединилось содержимое и других частей Шкафа. Из него нестройными возгласами наружу вырывалось:
– Смерть
В какой-то момент из Шкафа начал медленно выдвигаться буфетный ящик и, как духовой оркестр на марше – бряцая содержимым, находящиеся в нем Столовые Приборы звонкими голосами стройно запели:
– Шкаф наша родина -
Он наш герой!
Шкаф наша крыша
Над головой.
Шкаф нам отец -
Он нам как мать!
Будем горой
За него мы стоять!
Исполнив оду Шкафу несколько раз подряд Столовые Приборы, галантно раскланиваясь, вместе с буфетным ящиком, словно в античной ладье, медленно поехали обратно. В это время они эффектно перешли к финальной полифонической части. Постепенно исчезая из вида, они продолжили петь, но уже в разных тональностях, то и дело переходя на многоголосье:
– В Шкафу мы дома!
Дома мы здесь!
Теперь мы дома!
Nun Heim!
13
Комната не ожидала настолько неожиданного разворота событий не в свою пользу. Претензии на взаимность Шкафа она никогда не скрывала, и о ее планах породнится с ним знали все. Но она по-настоящему никогда не интересовалась, что находится у него внутри.
– Какое мне дело до его содержимого?! Мне нужна лишь его представительность, – трезво рассуждала она. – Мне безразлично, чем или кем он там набит. Я же не мещанка какая-нибудь, чтобы в чужом барахле копаться.
Так было раньше. Но в своем монологе Моль затронула одну очень деликатную и существенную тему – служение Одежде. И в результате Комната из единственной реальной претендентки на внимание Шкафа превратилась во врага.
– Ладно вешалки! – размышляла она. – Сегодня они против меня, а завтра будут заодно. Но тема Одежды! Вот уж никогда не ожидала такой прыти от Моли! Да эта старушенция рассорила меня со всем, чем он там набит – и с вешалками, и с другими его причиндалами и погремушками.
На какое-то время Комната задумалась, стараясь определить направление дальнейших действий, а вместе с ней замерли и все остальные: Моль – в бессильной позе умирающей, вешалки – нагло выглядывающие из Шкафа и Одежда – в полуобморочном состоянии повисшая на них.
Время шло, но ничего путного Комнате так и не приходило в голову, и, наконец, она решила, что самым логичным в данной ситуации будет позвать Ветерка и устроить с ним такой загул, что впечатления от всех ее неудач просто померкнут.
– Итак решено! – громко крикнула Комната и настежь распахнула окна. – Сквозняк, ко мне! Служить!
Прошло какое-то время, но ничего такого, о чем думала Комната, не произошло. И она опешила. Возможно, впервые ее просьба – нет, приказание – остались без малейшего внимания со стороны Ветерка. А она была особой, которая не привыкла ждать исполнения своих повелений – и тогда она опять повторила свой клич, но на этот раз громче. Однако опять ничего не изменилось. И тут Комната взревела уже в полный голос: