Недобитый (СИ)
Шрифт:
Костер получился знатный. Для него не пожалели пары сараев — разобрали, из лесу приволокли множество сухих деревьев и охапок валежника. Зажгли его с последними лучами солнца, и дожидаться прогорания не стали.
И правильно — даже утром эта исполинская груда углей и золы продолжала дымиться, выбрасывая язычки пламени.
А затем я ввел еще один новый обычай. Не бьющий по кошелькам подданных, и не требующих от них слишком многого. Просто каждый из присутствующих должен был принести некоторое количество земли. Сколько именно неважно — от каждого по возможности. Подобное и раньше здесь практиковалось, но
Всего в замке собралось около трех тысяч человек. Старые обитатели, ополчение из межгорцев, ближайшие к Мальроку жители, сотни освобожденных рабов. Если каждый принесет от озерного обрыва хотя бы ведро земли и камней, всего получится тридцать кубических метров грунта. Естественно надо вычесть немощных стариков и маленьких детей. Но прибавить трудолюбие большей части дееспособного населения — эти ведром не отделаются. Три-четыре ведра в среднем на каждого, и уже сто кубометров, а займет это не более пятнадцати-двадцати минут.
Когда до людей начали доходить масштабы происходящего, на многих напал азарт. Зримо видеть, как на глазах получается что-то большое, включающее частичку и твоего труда… Нечто подобное, наверное, ощущали строители пирамид — не зря эти сооружения до сих пор поражают их потомков.
Некоторых воинов пришлось оттаскивать чуть ли не силой — они собирались таскать ведра, мешки и носилки до вечера. Но некогда — войско выступает на восток. Не все — лишь три сотни бойцов вооруженных и экипированных не хуже демов. Если уж совсем точно — аналогично экипированных. Трофеи пригодились.
Остальные не останутся без занятия: охраняя замок до нашего возвращения, они будут заниматься хозяйственными делами, продолжать насыпать курган, убирать свои же заграждения на реке, чтобы провести в озеро захваченные корабли.
Глава 26 Добро пожаловать
— Дан… Можно у вас спросить? — не выдержал епископ.
— Вы опять о наших неживых попутчиках?
— Да. Меня не может не волновать этот вопрос. Дан — для чего они вам понадобились? Люди очень волнуются. Говорят, что вас сильно расстроила гибель приглянувшейся девушки и то, что замок едва не взяли, залив кровью. Поймите меня правильно — вы сами подбрасываете дрова в огонь слухов, велев тащить за войском эти проклятые телеги.
Обернувшись, я уставился на то, что задевало тонкие струны еретической души — вереницу крытых рогожей повозок, тянувшуюся в хвосте короткого обоза. Я знал, что если подойти к ним поближе, ноздри уловят неприятный запашок. Хоть и морозная погода, но все же недостаточно холодно — тела демов потихоньку разлагаются. Возничими там ставили провинившихся — кому понравится такой груз?
Во всем войске лишь я один знал, с какой целью мы тащим за собой эту тухлятину. И то, если честно — знал смутно. Так… на уровне общего замысла, и впрямь отдающего ненормальностью. Мысль возникла спонтанно, когда, говоря о том, как надлежит поступать с телами, вспомнил услышанное однажды описание устья реки — начало водного пути в центральные части Межгорья.
К демам я не испытывал уважения, а к их телам тем более. Если от них можно получить хоть какую-то, пусть даже эфемерную выгоду — в душе ничего не дрогнет. Но игнорировать епископа дальше тоже нельзя.
Попробую перевести его мысли
— Конфидус — о другом сейчас думать пора. У нас назревает проблема. Серьезная. Мы потеряли много женщин позавчера. Взять их в Межгорье негде — здесь их тоже не хватает, ведь мужчинам было выжить проще. И еще: рабы, которых мы освободили, и, надеюсь, освободим, как правило, люди без дома. Они попадали в плен или со всей деревней, при набеге, или в битве, будучи солдатами. Солдат зачастую человек без корней, а крестьянину возвращаться на пепелище бессмысленно.
— Вы к тому, что надо бы их оставить у нас после всего?
— Да. Но насильно мил не будешь — мы должны их завлечь, привязать домом и семьей. А чем, если у нас даже свои мужики без женщин остались?
— Я тоже об этом подумывал. Дан — деньги нужны.
— Вы думаете, что им достаточно будет платы для верной службы? Я сомневаюсь…
— Нет — здесь вы правы: нужно семьей привязывать, или тем, что когда придет срок, семья появится. Хотя деньги и все остальное тоже нужны. Но сейчас не для платы и наград — мы за них женщин купить можем.
— Купить?!
— Ну да. На северной границе почитай каждый городок и село серьезное ближе к весне в рынок превращается. В местах, где мужской недобор, бароны часто на торг девок выводят — из холопок и приписных семей. Могут даже ругийцам продать — рабынями, или наложницами безбожникам, но обычно отдают как невест: в форпосты дальние, где мало женщин, и в военные лагеря на границе. Есть такой обычай: когда солдаты заканчивают службу, многим предлагают землю в поселениях ветеранов. Кто согласился — получает семена, инструмент, скотину, подъемные и отправляется на место. При случае из таких ветеранов быстро сбиваются сильные отряды для борьбы с рейдерами и прорывами — своего рода королевский резерв. Вот для них обычно и покупают невест, а те выбирают понравившихся, сговариваются, венчаются. Хотя проследить за честным обращением невозможно — скажут одно, а возьмут для забавы или борделя. Хозяевам обычно наплевать, если все тихо пройдет и честь окажется не задетой — им лишь бы выгоду свою получить. Жизнь в Ортаре такова, что мужчины долго на этом свете не задерживаются, вот и получается…
— А дорого стоит купить такую девушку?
— Это не совсем купить. Взять может только благородное лицо или уполномоченный человек серьезного вида, при бумаге от комендантов поселений. Заплатив, вы обязуетесь беречь честь купленной особы до замужества — обязанность выкупного опекунства.
— И как же они потом в бордели попадают?
— А кто там будет особо проверять, если деньги перед глазами? Бумагу и подделать недолго — грамотеев хватает.
— А кроме ваших иридиане в Ортаре остались?
Епископ ответил не сразу, и гораздо тише:
— Есть.
— Их возможно к нам перетащить?
Тот скривился:
— Не знаю. В отличие от моих людей они предпочли скрывать свои убеждения. По сути, все лучшие ремесленники так или иначе симпатизируют нашей вере — ведь она прославляет мастерство, признает его богоугодным делом, а имперская церковь не дозволяет возвышаться над соседями за счет рук своих. Но таятся от всех, притворяются обычными прихожанами. Мы такое не одобряем.
— Да мне без разницы — лишь бы людьми были. Так можно их перетащить?