Недоброе утро Терентия

Грей Денис

В Моршу влетели на всех порах. Замелькали хаты по сторонам. Много хат сгоревших. Иные — прямо дотла! Видать деревянные были. А сейчас — только зола, и головешки кучей! Колодцы, да печи черные стоят. От копоти. Если у кого дом был каменный, то он не так сильно пострадал. Выгорело внутри и все. А так — стоит хата. Хоть заселяйся! Забор на дороге валялся, Васяка притормозил, аккуратненько объехал его! Видать гвоздей побоялся. Дальше газу выжал. Пыль столбом! Еще быстрее хаты замелькали. Только эхо от мотора среди заборов слыхать.

На перекресток вылетели, свернули к центру. Справа — улица знакомая промелькнула. Там хата тестя с тещей моими. Не увидал я ее. Глазами только провел улицу эту,

да снова на дорогу смотреть. Как и велено мне Вием было. А хотелось увидать... Заборчик их вспомнился. Теща еще собиралась сарай расписать, а теперь все, — не кому! Эх... Про жонку сразу вспомнил. «Че там, да как?» — думалось. Мож увижу там ее? Глупо конечно... Дык, все-таки не могу ее из головы выкинуть! Как не крути — сколько прожили... И ведь жили-же как-то! Не богато, без излишеств всяких. Да у кого они излишества те, при нашей жизни? У соседа что ли?! Ну-ну... Тут и про урожай думай и про дрова, и про скотину хлопотать надо. Припасы в зиму накопить. Не до жиру жизнь в деревне! А теперь и подавно будет... Ни города, чтобы товары какие произвести хозяйственные, ни магазина, чтобы купить чего из вещей можно было. Только то, что сам себе добудешь, то и будет из добра у тебя! Такое дело.

Центр промахали, словно ветром пронесло нас. Гриб тот, что валялся, так там и есть! Подгнил правда чуток, почернел. Сдулся слегка. Шляпа-кокон его сложилась внутрь, в пустоту. Ножка прогнулась, на землю полностью легла. Крыша здания провалилась, что клубом было. Да из которого нога эта росла. Вонять только начало вокруг. Будто припустил хто-то с заду. Да здорово так припустил. Сильно воняет, тошно! Тьфу... Васяка, нос зажал. И мужики в будке закашляли. Вий тряпку на нос нацепил, Васяке команду дал, чтобы гнал от сюда по-быстрому. Васяка сам башкой затряс. Прет! Не стал смотрю на тракт ехать. А я им показывал. Но — нет! Так попер, по дороге хорошей. Ну, оно и понятно. Там буераки, да кусты. А тут свободно и накатано. Все-ж шустрее будет!

Выскочили с Морши. Вонь отпустила. Легче задышалось! Дальше, дорога хорошая пошла. Прямо к горе, что задницей торчит. Аккурат две половинки ее на нас смотрят! Урал попер словно черти за нами гонятся. Скорость — восемьдесят! Глянул в зеркало — пыль столбом! Глина тут укатанная, да хрящ. Не то, что на тракте чернозем, да торф промеж бревен. Там не только одну рессору сломать, как у меня сломалася, дык вообще мосты по отрываются, если так топить. А тут — благодать! Плавно машина идет. Покачивает только. Ветер в морду давит. И глаз не раскрыть полностью! Прищурил зенки свои... Солнышко гляжу, выше поднялося, осветило «Жопу». Две половинки горы — ярко-алым подсвечивает. Блестит, мерцает под лучиками. Красиво даже!

Быстро мы до самой горы долетели. Васяка ход сбавил. Хуже тут дорога пошла. А я на гору смотрел. Голову задрал, гляжу на самую вершину, — высоко! Вот сколько живу, ни разу вот чтобы так, и не разглядывал. Ну, гора — и гора... А сейчас вот, прямо глаза притягивает! Серые камни-великаны, склоны зеленые, словно ковер волнистый, деревца мал-малы у подножия. Кусты густые между деревцев тех, да цвет на них такой — розовый, белый, голубой. Разные краски! Серое, яркое, зеленое, да позолоченное лучами солнышка. Живое! Заметил, появилось что-то во мне после города. Такое, что на разное внимание по-другому обращаю! Природой вот любоваться начал. Про людей думать стал. Про жизнь... Может, чтобы я начал ценить это все, надо было мне на краю смерти оказаться?.. Может, только тогда начинаешь все любить, да ценить, уважать, любоваться всем — когда понимаешь, что всего этого запросто можно лишиться? Кто знает...

Проехали гору. Велико, монументально, вечно! Правда — красиво. Очень красиво! Зря ее так люди обозвали. Пошло, да не культурно это!

А как по-другому назвать?! Думал, думал... Не придумывается! Не варит у меня башка в этом. Не силен, чтобы названия давать. Может кто другой силен? Надо будет у мужиков спросить. Ну это потом! А сейчас, глаза раззувать надо, да по сторонам поглядывать. Кто знает, что нас может поджидать. Может прямо тут нападут гадины эти! Поправил карабин на коленях, глаза протер, да по сторонам башкой вертеть стал. Моя ведь вахта! Васяка газу добавил. Немного в бок взял от накатанной дороги. Чуть по полю пошел. Дорога немного разбита, а по краю поля — ровнехонько. Вот и получается так быстрее!

Даже не заметил, как к Павловке подъехали. С северной стороны Васяка взял. В объезд получилось. По возвышенности мы поехали, а сама деревня — в низине. Видно ее почти всю, как на ладони. Утопает в деревьях среди леса Павловка. Словно острова — дома, да дворы. Только людей не видать. Нету на улице никого... А я кажись придремал чуток! Понятное дело, дык — ночь не спамши. Васяка меня толкнул, улыбается. Подмигнул мне. На деревню кивает. Вижу! Вижу, что уже подъезжаем. Вот это скорость! Кивнул Василию. А самому, стыдно, что заснул да бдительность ослабил. Вий меня заругает... Слава Богу, что не случилось ничего! Обернулся в салон, — спят сами товарищи. И Вий спит. Солнышко выше поднялося, припекло. Разморило мужиков! Только Петр, тот, что со снайперкой, «Белкой» — не спит. Он «Мосинку» взял, разглядывает ее. Прицел крутит. Высчитывает в блокноте чего-то, пишет. Даже от усердия карандаш покусывает. Вот уж увлеченный человек!

Ниже мы спустились, под горку, ближе к деревне. Лес обступил нас вокруг и укрыл дорогу среди могучих деревьев. Сразу потемнело. Солнышко сюда уже не доходит сквозь ветви густые. Дорога стала уже, появились лужи и колея. Урал затрясло, болтать начало. Васяка сбавил ход и включив пониженную передачу, пустил машину немного правее от дороги, избегая глубокой, разъезженной колеи и буквально цепляя будкой ветви деревьев, что росли вдоль обочины. От тряски попросыпались мужики. Вий вылез из салона будки к нам в кабину.

— Павловка. — прокомментировал Васяка. Кивнув, дядька похлопал нас по плечам. — Бдите! Места недобрые...

Я молча поправил карабин и положил его так, чтобы в случае чего, сразу выставить ствол в бойницу, что проделана в сетках вместо стекол. Снял с предохранителя. Не смотря на заунывный и довольно громкий вой мотора, щелчок механизма, прозвучал в моих ушах, будто удар молотом по наковальне. Нервы... Знаю ведь, что в Павловке творится. От того и нервничаю! Кирсана-то я убил. И дружков его. Но кто даст гарантии, что у него не осталось последователей? Оружия полно, ресурсы — есть. Народец работящий. Чего-ж не властвовать, как твоей душе угодно?! А такой, лакомый кусочек, как наш Урал, дык — любому голову вскружит! Надо только отобрать...

Проехали мы указатель «ПАВЛОВКА» и сразу в деревню поворот. По крайней улице дорога пошла. Васяка ход прибавил. Уставился на дорогу, зубы стиснул. Руль держит, костяшки на пальцах побелели. Тоже нервничает! Мужики в будке ружья в руки похватали, поглядывают в бойницы, что по бортам прорезаны. Петр «Белку» свою переломил, патроны глянул: Блестят донца бронзовые. Сверху, маленькое — под патрон, а внизу — большое. Под картечь гильза выглядывает! Захлопнул Петр ружье. Хмурый весь. В бойницу с правого борта смотрит, глазами шарит по округе. Вий автомат высунул в прорезь. С левого борта. Щелкнул предохранитель. Стволом водит. Толян и Махал-Махалыч — корму пасут. Ружья наготове. Чтобы вдогонку никто не атаковал нас! Ну и я, на всякий случай, ствол в лобовую бойницу высунул. Вдруг чего, дык — пальну сразу по ходу! Такая оборона сейчас у нас сделалась. Круговая!