Недолгий век зеленого листа
Шрифт:
«Кто-то шпионит. Поймаю — убью».
— Подожди немного, я запру уток, потом поговорим. Что-то мне не нравятся эти сплетни.
Запер уток, но когда хотел вернуться в дом, заметил у ворот Аркашку тот стоял и хлестал хворостиной по доскам.
— Что случилось, баде Аркаша?
— Тебя зовет председатель. В сельсовет.
«Уж не узнали ли они, что я получаю газету? Может, и узнали — теперь быстро обо всем дознаются».
— Сейчас приду!
Вошел в дом и сказал матери,
— Помоги тебе господь, Скридон. Может, должность какую дадут, все равно ничего путевого из тебя не выйдет…
Скридон вдруг рассвирепел:
— А если лошади слабые, ты что, хочешь, чтобы я сам тащил плуг?!
Скридон спешил в сельсовет и думал, что он, пожалуй, сглупил. Следовало подписаться сразу на две газеты. Возможно, он теперь был бы выше всех в селе. Хорошо еще, что мать научила, — бабы хоть и сидят на печи, а разумеют кое-что.
Во дворе сельсовета чернела толпа, и в темноте то тут, то там вспыхивали огоньки самокруток. Собрались все его одногодки.
— Ребята, еще один пришел! Иди сюда, Скридон!
В две секунды его окружили, и Скридон стал вглядываться в лица, пытаясь отгадать, кто из них успел сунуть ему в карман комок земли.
— Скридон, так на кого ты оставишь свою Домнику?
У Скридона сердце ушло в пятки.
— Зачем ее оставлять, если она мне нравится?
— Ха, вы слышите? Она ему нравится…
— Едем на военные сборы.
— Слушайте, а кто это сует мне землю в карманы?
Хриплый голос крикнул из дверей сельсовета:
— Пержару Скридон есть?
— Е-есть!
— Что за черт…
— Иди, иди…
Скридон вернулся через десять минут, застегивая на ходу воротник. В стороне заметил друга:
— Едем, Георге?
— Едем.
Потом он отправился известить Домнику. Шел торопливо, на ходу вытряхивая из карманов землю. Внезапно вспомнил, что истратил шестьдесят рублей на газету.
«Убью почтальона!»
Домника вымыла посуду, прикрутила фитиль в лампе и собралась уже ложиться спать. Внезапно во дворе залаял щенок и вдруг как-то сразу умолк. Шаги, очень знакомые шаги. Скридон? Но ведь они условились встретиться только в воскресенье.
Она была уже в одной нижней юбке и, услышав, что шаги замерли у порога, а в дверь никто не стучится, набросила на плечи платок, вышла в сени и, откинув задвижку, посмотрела в щель.
— Это ты?
— Я.
— Да ведь… А почему так поздно?
— Я ненадолго. Пришел попрощаться.
Домника открыла тихонько дверь, встала на пороге, прислонившись к дверному косяку. Спросила чужим голосом:
— Попрощаться?
— Расстаемся. Еду в Мелеуцы изучать военное дело.
— Надолго?
—
— Аж на две?
На минуту задумалась. Потом зябко повела плечами, натягивая платок; тихонечко прикрыла за собой дверь, чтобы не слышали дома.
Скридон катал ногой по земле кукурузный початок.
— Слышишь, Домника, ты меня не забудешь?
— А ты?
— У меня есть твоя фотография.
— Я тоже не забуду.
— Смотри… Ты ведь знаешь, какой у меня характер. Если рассержусь кончено. До самой смерти…
Щенок взобрался на порог и уселся рядышком. Домника нагнулась и положила ему уши одно на другое.
— А ты там не найдешь себе другую?
— Не для того собирают.
Помолчали.
— Ну будь здорова.
— Счастливого пути, Скридон.
Но стояли так же, друг против друга. Домника сошла с порога на землю и подошла к нему так близко, что ветер, играя кистями платка, закутал и Скридона в них. Стояла притихшая, опустив глаза. Он едет — пусть он и прощается. Скридону оставалось только раскрыть объятия. Но никак не мог добраться до губ.
«Нужно было сказать, что уезжаю на месяц».
Теперь Скридон не торопился — какой вообще смысл торопиться?
С трудом, но все же нашел губы. Потом, склонив голову набок, стал любоваться своим сокровищем. Чудная девчонка. И хороша — сил никаких! Только зачем она закуталась в платок и все прячет губы?
— Если я тебе напишу оттуда, из Мелеуц, ты мне ответишь?
— Только чтобы ты никому не показывал мое письмо.
— Не покажу.
Он попытался еще раз пробиться к ее губам, но на этот раз ему не повезло.
— А вообще, может быть, напишу даже два письма…
Девушка говорит «хорошо», но этим и ограничивается.
Скридон все добавлял по одному письму, пока не дошел до пяти, но, видя, что ему так и не удастся сегодня еще раз поцеловать ее, решил остаться в убытке.
«Где, черт возьми, достану я бумаги для пяти писем?» Решил пуститься на хитрость — сам стал закутывать ее в платок, но услышал, что в хате кто-то кашляет — кашляет человек, который в жизни не простуживался.
Значит, пора. Попрощались.
Не торопясь он шел домой и чувствовал себя хозяином деревни, и до смерти хотелось похлопать кого-нибудь по плечу. И то сказать, с первого же захода найти такой клад, такое сокровище! Но, с другой стороны, недаром же его зовут Скридоном!
Внезапно остановился. На миг ощутил нежное личико девушки у своего лица. Сорвал шляпу с головы, дунул в нее и запустил ею в землю так, что вздрогнули во сне все окрестные шавки.
Потом до самого дома шляпы не надевал.