Недометанный стог (рассказы и повести)
Шрифт:
И как только пронюхали про Колькины замыслы односельчане? Вроде и не говорил никому… Однако разузнали.
Шел как-то Колька другим концом деревни и решил у бабки Антонихи яблочко с яблони сорвать.
Антонихин дом на берегу речки стоит. Яблони под окошками. Яблок на них в этом году порядочно было. Антониха на ухо туговата. «Авось не услышит», — подумал Колька. Сорвал одно яблочко, нацелился на второе. Вдруг Антониха, как на грех, из окошка высунулась, увидела грабеж среди бела дня и пустилась:
— Леший ты окаянный! Штаны
С той поры пошло. Антонихина соседка сцену эту видела и по деревне все разбалаболила. Мартьянка деревушка маленькая: в одном конце чихнут, в другом: «Будьте здоровы», — говорят. Быстро к Кольке новое прозвище прицепилось. Не то чтобы по злобе или в насмешку, а просто так стали называть Кольку Киноартистом. Скоро в привычку вошло. Ребята и те Баланду позабыли, на Киноартиста переключились. Куда ни пойдет Колька, орут:
— Киноартист, куда топаешь?
Или другое что-нибудь спросят, и все с прозвищем. Опять же не в насмешку, а по привычке.
А Колька злится. Слово-то вроде неплохое, да ему-то поперек горла. Раскипятится Колька, а кто-нибудь нарочно подначит:
— Ну, не сердись. Подумаешь, какой Алейников отыскался!
А к двум закадычным Колькиным друзьям, Паньке Семиселову и Саньке Гущину, совсем другой подход по деревне пошел. Панька ФЗО кончил в этом году и печником работать начал, часы себе в первую получку купил. Саньку в помощники комбайнера произвели, нос стал драть, куда там… Стали их обоих в деревне по именам, как следует, полностью звать, а когда и отчество, глядишь, прибавят. Слышит это Колька, и вдвойне обида берет. Ведь Панька-то одногодок, а Санька всего на год постарше.
Подумал Колька, подумал и заявил матери:
— Пойду в колхоз работать. Учиться меня не тянет. Пока и свидетельства об окончании семилетки достаточно. Потом видно будет. А шляться надоело. Вон Санька уже новый костюм купил…
Мать ответила:
— Давно бы пора. Целое лето на собаках шерсть обивал. Ездил куда-то ни по что, привез ничего. Иди в контору к Илье Васильевичу. Он определит.
В конторе Кольке повезло — определили его на конюшню, к деду Васюхе в помощники.
Дед Васюха росту длинного, лицо у него красное, белой бородой обросло. Ничего Кольку встретил.
Однако одно дело — со стороны любоваться, как дед Васюха проездку племенному жеребцу Агату делает, другое дело — не то что Агата, а хотя бы завалящую кобыленку Стерву запрячь. Сказалось то, что Кольке редко лошадей доверяли. Как стал он первый раз Планету запрягать, так намучился — пропади все пропадом…
Завел Планету в оглобли кое-как. Пять раз заводил. Стал хомут надевать, крутит Планета башкой, не дается. Дед Васюха из дверей конюшни крикнул:
— Не той стороной! Бестолочь!
Поглядел Колька — верно, не той стороной. Ну, надел хомут, а дальше все перепутал. То ли снизу гуж завертывать на оглоблю надо, то ли сверху… Копошится
— Подошел дед Васюха, присел рядом, закурил. Покряхтел и сказал:
— Не реви. Обойдется. Научим помаленьку.
Как будто между прочим поинтересовался:
— На кого учиться-то хотел?
— На киноартиста, — всхлипнул Колька и на деда исподлобья взглянул: не смеется ли?
— Оно конешно, и на киноартиста можно, — на полном серьезе сказал дед Васюха. — Дело правильное. Учиться, брат, долго надо и опять же способность иметь. Способность — она везде нужна. Невелика, скажем, мудрость кобылу запрячь, а ведь видишь, сколь легко поначалу. Везде, брат, уметь работать нужно. В любом деле. Когда будешь и головой, и руками к делу прикипать, все получится…
Через полмесяца Колька не то что запрягать выучился, а уже по деревне разъезжал вовсю. То за подкормкой поедет, то пошлют куда. И все Колька не кружной дорогой, а центром проехать норовит. Бабы посмотрят вслед, промеж себя перекинутся:
— Куда-та Николай направился. За запчастями, поди.
У Кольки слух острый. Слышит, как его называют, — радуется. Все бы хорошо, да окаянные ребятишки, те, что на дороге всегда в песке копаются, всю чистоту дела портили. Увидят Кольку на телеге, ну бежать за ним. Орут босоногие:
— Киноартист, прокати!
Что с ними поделаешь? Колька крепится, не слышит вроде, а на сердце коты скребут.
В общем все это уже с месяц тому назад было, а совсем недавно вот что произошло.
Чистил Колька Агата. Вывел его из конюшни и привязал к столбу. Агат под лучами солнца стоял спокойно, нежился. Только иногда подрагивал да косил на Кольку наливчатым глазом.
Агата дед Васюха не доверял никому. Даже председателю вожжей в руки не давал, всегда сам правил. Но приболел дед Васюха, и все заботы по конюшне навалились на Кольку.
Чистил Колька Агата и представлял, как выезжает дед Васюха на Агате на главную улицу Мартьянки. Вихрем проносится. За деревней каменник начинается метров на восемьсот. Вот как вылетит Агат за деревню, так с каменника словно пулеметная стрельба слышна: трах-та-та-тах! И уже умчался дальше Агат. Колька вздыхал: «Эх, кабы сидеть в тарантасе вместо деда Васюхи…»
Вдруг из-за угла конюшни выбежал председатель колхоза Илья Васильевич. И еще на бегу крикнул:
— Закладывай Агата! Лети в райцентр!
Запыхался председатель, еле отдышался. Никогда его таким возбужденным Колька не видел.
— Но дед Васюха… — начал Колька.
— Мчись, говорю, — оборвал Илья Васильевич. — Из-за чего и сам прибежал, чтобы на Агата распоряжение дать. Моментом собирайся. Вези ветврача из лечебницы. Сендега растелиться не может, теленок велик.
А Сендега, надо вам сказать, лучшая в колхозе корова. Да и не только в колхозе, а и по всему району первая рекордистка.