Недометанный стог (рассказы и повести)
Шрифт:
Ночью под вой ветра в трубе, под шорох снежных потоков по стеклам появился на свет новый человек. Родился у Параси пятый ребенок. Девочка. Нарекли Татьяной.
Знакомое лицо
Был морозный утренник, а днем обогрело совсем уже весеннее солнце, началась капель, снег на тротуарах расползался в лужи. Соснову стало жарко в своем полушубке, и он расстегнулся, подставляя грудь мартовскому ветерку.
От вокзала 6 центр города шел автобус. Но и пешком тут было — пустяки, и Соснов не спеша дохромал до гостиницы. Постоял возле нее, посмотрел на озеро, по южному
Устроили его хорошо: номер был трехместный, но пока пустовали все койки. Соснов разделся, вынул из портфеля механическую бритву, одеколон. Стал бриться и думать, чем он будет сегодня заниматься.
На завод надо было явиться завтра, — значит, впереди были свободные полдня и целый вечер. Он приехал в городок вторично, уже немного был знаком с ним, знал, что никаких особых достопримечательностей в нем нет, и решил пообедать, прогуляться по магазинам, а вечером сходить в кино.
Обедал он в местном ресторане, размещавшемся на втором этаже старинного особняка. Ресторан отличался от обычной столовой только тем, что в меню была водка, посетителей обслуживали неповоротливые, словно загипнотизированные, а потому такие вялые официантки да на стене висела дрянная копия «Запорожцев», которые пишут письмо турецкому султану.
Соснов пообедал и пошел по магазинам. Их было не так уж много, да и покупать он ничего не собирался. А когда он закончил свой обход и отыскал стенд с афишами и объявлениями, то совсем расстроился: в городке на сегодня не намечалось ничего интересного, а картину, которая шла в кинотеатре, он уже видел, причем дважды.
«Что же делать?» — раздумывал он, стоя у афиши и рассеянно поглядывая вдоль улицы, присматриваясь к редким прохожим. Наконец он остановил одного из них — рослого мужчину в ватнике и валенках с галошами, по виду явно местного:
— Скажите, пожалуйста… А что у вас вон там? В монастыре?
— В монастыре-то, — сказал мужчина. — А чего там… Монастырь был. Ну, турбаза там есть. Живут. Памятник архитектуры, в общем. Да, еще музей там есть.
— Музей? — заинтересованно переспросил Соснов. — А далеко дотуда идти?
— Музей, — удовлетворенно подтвердил мужчина. — Музей у нас. А дойти тут просто, тропка тут есть. Во-он туда идите. И всего-то с километр тут.
«Доплетусь», — решил про себя Соснов и, прихрамывая, стал спускаться к озеру.
Тропка отчетливо выделялась даже издали. Снег уже начал оседать, уплотняться, и тропинка возвышалась теперь над снеговой поверхностью небольшой дамбочкой. Прямая, как по линейке проведенная, она вела точно к острову, к высоким голым деревьям, к стенам древнего монастыря.
Соснов шагал по ней, поскрипывая ботинками. Отойдя на порядочное расстояние, обернулся, посмотрел на городок, поднимавшийся от озера амфитеатром в гору. Городок был весь залит солнцем, синие глубокие тени косо ложились от домов на заснеженные улицы. Отсюда были видны и вокзал, и водонапорная башня, и ресторан, и кинотеатр — да весь городок был как на ладони. И он подумал, что ведь местечко-то красивое. А весной или летом с озера оно должно выглядеть прямо-таки чудесно.
«Приеду, — решил он. — Не в первый ведь раз, да, наверное,
Монастырь вставал из плоскости озера полуразрушенными, но все еще могучими, мощными стенами. Купола собора были темны и мрачны. Мрачными казались на фоне каменных стен и голые сейчас столетние дубы и липы.
«Что твоя тюрьма, — отметил Соснов, — но когда деревья зазеленеют, все должно выглядеть здесь по-другому».
Музей размещался в бывшей трапезной, большой зал которой был разделен на комнаты. Тихая старушка продала Соснову билет, сообщила, что директор ушел в отдел культуры и что значительная часть экспонатов музея собрана юными следопытами соседних школ района. Обязанности старушки на этом кончались, и Соснов пошел по комнатам, осматривая экспонаты довольно бегло, только иногда задерживаясь у предметов, чем-либо остановивших внимание.
Музей был обычным районным краеведческим музеем. Составители экспозиции старались воссоздать историю района и города от палеолита до наших дней. И были здесь окаменелости, кости, каменные топоры, утварь крестьянской избы, макеты стоянок первобытного человека, построек, бань, плотов. И лосиные рога, и коллекция позеленевших монет, и икона новгородского письма, и портреты каких-то вельмож, и берестяные лапти, и огромный амбарный замок… Да мало ли чего здесь не скопилось за долгие годы любительского собирательства.
Так, переходя от экспоната к экспонату, гулко шагая в абсолютной тишине помещения, дошел он до стендов с фотографиями героев Отечественной войны. Прочитал машинописную страничку, где сообщалось, что фронт проходил в девятнадцати километрах от городка, но городок немцам так и не удалось взять. Впрочем, он это знал и раньше: сам воевал и был ранен и контужен в этих местах. Просматривая множество фотографий, вырезок из фронтовых газет, он лишь ненадолго задерживал взгляд на лице и подписи над фотографией и переходил дальше. Мысли его, нечеткие и рассеянные, вдруг как-то собрались и унесли его туда, под деревню Лутошкино, где он чудом остался жив.
Вдруг внимание Соснова привлекла пожелтевшая вырезка из газеты. Он еще не прочел написанного под портретом в траурной рамке, а не мог отвести взгляда от фотоснимка. Чем-то притягивало его это молодое лицо, какой-то странной похожестью…
— До чего же знакомое лицо, — пробормотал он, сосредоточиваясь на изучении черт на самом деле очень знакомого лица, и неожиданно вздрогнул, поняв, что смотрит… на самого себя…
— Вот черт! — тихонько ругнулся он и провел рукой по сразу вспотевшему лбу. — Своих не узнал…
В заметке под траурной фотографией говорилось о подвиге лейтенанта Владимира Соснова, о том, как он личным примером вдохновлял бойцов, как подбил вражеский танк, как первым ворвался в окопы противника и пал смертью храбрых в бою под деревней Лутошкино.
Он видел эту заметку с фотографией еще в госпитале, когда к нему вернулось сознание. Сообщение о его смерти было ошибкой, но ошибался не один корреспондент, а вся часть, где он служил. Всем показалось, что он был растерзан гусеницами трех танков, шедших один за другим. А он, раненный и контуженный, лишенный сознания, был засыпан землей во вражеской траншее. А потом был обнаружен санитарами из другой части, долгое время не приходил в сознание и в госпитале, но все-таки выжил. А газета и его боевые товарищи справили по нему поминки раньше времени.