Недометанный стог (рассказы и повести)
Шрифт:
— Пойдем к Ряхме, — тоном, не допускающим возражений, сказала Ритка. — Может, она встала: сегодня ночью-то крепко подморозило.
— А может, лучше куда-нибудь в другое место? — предложил Левка. — На берегу холодно, можно простудиться.
— Иди куда хочешь, — капризно сказала Ритка, — а я — к Ряхме. — И она запрыгала через промерзшие до дна лужи, ловко перелетая с одной кочки разбитой машинами дороги на другую. Обернувшись к нему и глядя, как он перепрыгнул через лужу, она крикнула: — Давай догоняй! Эх, ты, медведь, а еще физкультурник…
Левка на самом деле чувствовал себя рядом с ней медведем. Сразу
В сотый раз подумал Левка: «А ведь, наверно, никогда я не буду чувствовать себя просто с ней. — Но тут же отогнал эту мысль. — Конечно, у Ритки есть недостатки. А у кого их нет? Зато и умная она, и красивая, и веселая. Правда, иногда слишком капризная, но это пройдет». И потом — разве он не любит ее? Она его тоже любит, иначе не предпочла бы его всем ребятам. В общем, сегодня в семь будет решающий разговор.
Они вышли на берег Ряхмы и встали у края обрыва. Все эти дни по реке шло «сало», но сейчас не было слышно шуршания льдин. Узенькая перемычка связала две столкнувшиеся льдины, и выше этого места образовалась каша из битого льда, еще выше нагромоздились ледяные поля, разделенные полыньями, а ниже рябилась черная ледяная вода.
— Гляди-и-и, — восторженно выдохнула Ритка, — встала…
Небо в этот вечер закрыли тучи. Только на западе осталось открытым небольшое полукружье зеленоватого вечернего цвета, на бледном фоне которого рисовались контуры штабелей леса, шел по невидимой дороге человек, и загорелась первая звезда. Восточная половина неба была темной, зато западную, около полукружья, испещрили багровые мазки. Казалось, черного меха шубу окунули в золотую краску, выжали потом насухо и натянули на небосвод. В отжатых местах образовались темные провалы, другие же части шубы горели червонным багрянцем. Начинало темнеть.
— Да-а, — протянул Левка, — здорово красиво.
Лучи заходящего солнца отразились от ледяных полей, осветили верхушки соснового бора, спускавшегося к реке, и выделили стоящую на противоположном берегу белоголовую иву.
Поздней осенью, когда золотыми кострами пылают березы, когда буреют еловые перелески и под утренними заморозками трещит жухлая трава, стоят на полевых межах, на распутьях дорог, на высоких берегах речек и рек такие белые ивы. Их седые головы, на которых не осталось ничего, кроме белого пуха, издалека видны в хрустальной чистоте погожего осеннего дня. Под остывающим светом невысокого солнца, в гулкой осенней тишине стоят они как предвестники близкой зимы и глубокого сна природы, а может быть, и как далекое, но теплое напоминание о пахучем цвете яблонь, о белеющих вишнях и о нежном весеннем цветении одуванчиков.
— Замечательно, — бойко оценила Ритка. — Вот бы веточку от этой ивы достать.
Она взглянула на Левку. Тот задумчиво смотрел на реку.
— Достань, — предложила Ритка.
— Чего? — как бы очнулся Левка от глубокого сна.
— Ты и не слушаешь, — капризно надула она губы. — Я и говорить больше не буду.
— Прости, Рита, я просто задумался. Что ты сказала?
— Веточку, говорю, достань вон с той ивы.
— Как веточку? — изумился Левка. — Ведь надо же перейти на ту сторону.
— А ты и перейди, — задорно пропела Ритка, поворачиваясь на одной ноге, — и перейди.
— Ну, это глупость, — решительно
Но в Ритку вселился бес упрямства. Если бы Левка пошел без разговоров на лед, она удержала бы его. А теперь ей хотелось обязательно настоять на своем.
— И никакого риска нет: Ряхма встала совсем, — заявила она, повернувшись спиной к реке. — Просто ты ничего не хочешь для меня сделать.
— Ну, знаешь, — рассердился Левка, — хочешь не хочешь, а это уж просто каприз.
— Пусть каприз, — вызывающе топнула Ритка ногой, — а раз тебе мой каприз не важен, я сейчас же иду домой.
Она сделала несколько шагов, превосходно зная, что он догонит и остановит ее.
Левка взглянул на часы. Половина седьмого. Он догнал Ритку и осторожно взял ее за локоть.
— Мне, Рита, нужно очень серьезно поговорить с тобой.
— Достань веточку и говори, — послышалось в ответ.
— Погоди. Тут дело не в-веточке, — у Левки прервался голос, — тут самое серьезное.
— Достань, или я ухожу.
— Если на то пошло, — вспылил Левка, — так это просто дурацкая причуда.
— Ах, вот как? — моментально обернулась Ритка. — Так если на то пошло, ты… ты… — она подбирала слова, чтобы задеть больней, — ты… самый настоящий трус. Трусишка! Вот!
Левка выпрямился и отшатнулся, словно от удара но лицу. Не говоря ни слова, он повернулся и начал спускаться пол обрыв, к ледяной кромке.
На берегу он подобрал увесистую палку и, опираясь на нес, перескочил через полоску наледи прямо на льдину. Льдина ухнула и затрещала, но Левка нисколько не испугался: под вечер, когда сбывает вода, льдины оседают от собственной тяжести с пушечным грохотом.
Постукивая палкой впереди себя, Левка уверенно шел к перемычке. От удара палки на льду оставались радужные звездочки из трещинок, шедших по всей толщине льдины в разных направлениях. Лед был тонок, это становилось особенно заметным, когда вода проносила под ним щепку или обрывки водяных растений, но не пробивался и выбрасывал вместе с фонтанчиком воды пучок водорослей или оглушенную рыбу. Это означало, что идти вполне можно.
Продолжая постукивать палкой, Левка добрался до перемычки. Чтобы попасть на другую льдину, нужно было перебежать несколько метров по очень тонкому льду. Осенний лед крепок, по нему можно пробежать даже когда он гнется и проламывается за человеком. Несколько секунд Лейка раздумывал: ползти или бежать? Решил перебежать. Проверил крепость льда на перемычке так далеко, как только достала вытянутая рука с палкой. Чтобы не скользило, обтер ладонью подошвы ботинок, снимая мелкие кусочки льда, приставшие к пористым подошвам.
Перешагнул через нагромождение битого льда, которое всегда бывает на краях больших льдин, и, балансируя, побежал по перемычке.
Лед затрещал, выгнулся, но не проломился. Левка с ходу перепрыгнул через валик битого льда, но не сумел остановиться, поскользнулся, упал на спину и поехал на спине по льдине.
Пытаясь встать, он, продолжая скользить, приподнялся на руках и вдруг увидел впереди себя дрожащую живую ленточку. Среди льдины, несомненно, была незаметная полынья. Мимо него, подгоняемые ветерком, проехали кепка и палка, отлетевшие при падении. Палка сразу юркнула в струйку полыньи и мгновенно исчезла. Кепка чуть-чуть задержалась, но затем тоже юркнула под лед.