Недоразумение
Шрифт:
Наконец все было вскрыто, обнажено, растерзано и, к ужасу пана Ивана, ничего в оном не усмотрено.
— Напишете протокол там, в участке, — произнес наконец он глухо, — что никого и ничего не нашли; возьмите для подписи двух понятых… мы после… а остальные — по домам!
По уходе околоточного и гостей адъютант пригласил Коропа сесть и приступил к допросу.
После обычных опросов относительно лет, звания, вероисповедания и прочего пан Иван поинтересовался следующим:
— Скажите, пожалуйста, много у вас бывает молодежи?
— Какой молодежи? —
— Такой, всякой… студентов, например, и тому подобное.
— Никто, никто у меня не бывает… — поторопился как-то искусно отречься от такого предположения Короп.
— Странно, — улыбнулся саркастически адъютант, — вам молодежь так сочувствует, и вы, кажется, симпатизируете зеленым порывам…
— Я? Помилуйте!.. С какой стати?.. Весь погружен в кропотливую канцелярскую работу… у меня и времени нет на порывы… да и вообще я к этим глупостям ни малейшего… — путался Андрей Степаныч, а в голове у него гудело: "А что, ужин? Публичные речи? Язычок?"
— Так к вам молодежь не питает доверия и вы ей не сочувствуете?
— Боже меня сохрани!.. Напротив… — заикнулся и смолк Короп, а в виски ему стучало: "Ой, значит, качали, наверно, качали! Ну, теперь и отправляйся к Макару с телятами!"
— Слушайте, Андрей Степаныч, — заговорил серьезным, громовержным тоном испытующий. — Бросьте играть роль, хотя вы и прекрасно ее исполняете, умеете концы хоронить, но лучше бросьте! Для нас ведь формальных улик не нужно, достаточно одного убеждения… и вот это убеждение вы поколебать можете лишь полной откровенностью и детским чистосердечием, а своими увертками и формальной казуистикой вы лишь утвердите нас в нем и сами себе выроете яму… Заметьте себе, Андрей Степаныч, что правосудие не спит, а имеет тысячу глаз и две тысячи ушей.
— Ради бога, вельможный пане, — залепетал плохо ворочавшимся языком Короп, — я ничего… никакой комедии, потому что у меня здесь, — показал он на голову, — никогда ничего не было… такого, боже сохрани! Разве под пьяную руку… Но кто же за бессознательное состояние может быть ответчиком? Я никогда не пью… и если что — сразу теряю сознание, и мне тогда все кажется навыворот, верьте! И язык тогда… совершенно противоположное моим убеждениям, клянусь честью! Если я пьян, то мне кажется, что в сухой комнате полно воды, и я порываюсь плавать…
— Хорошо, мы увидим сейчас, как вы плаваете, — прикрикнул, теряя терпение, адъютант. — Скажите, от кого вы получаете по телеграфу приказы?
— Я? Приказы? — побледнел как полотно Короп и ухватился за стул, чтоб удержать равновесие.
— Что, и тут станете запираться? — вонзил адъютант прищуренные глаза в свою жертву.
— Клянусь, ни от кого…
— А это что? — вынул адъютант из кармана депешу и поднес ее к выпученным глазам Коропа. — Вы полагали, что, уничтожив оригинал, замели и следы, а у нас-то оказалась копия… Сообщите немедленно адрес и личность этого Нюнчика!
— Нюнчик — жена моя, — ответил машинально Короп.
— Неудачно! — прикрикнул возмущенный наглостью Иван Саввич. — Жену вашу зовут паней Марьей.
— Да,
— Так это жена вам депеширует, чтоб вы немедленно доставали фальшивые паспорта и помогли бы бегству преступников в Швейцарию?
Короп взглянул расширенными глазами на адъютанта, а потом внимательно прочел телеграмму.
— Конечно, жена, это от нее телеграмма, такую самую я получил утром, вот… — и он между разбросанными на столе шпаргалами нашел и показал свою телеграмму.
— Так от жены? — растерялся несколько адъютант. — А по какой надобности отправилась она в Вену?
— Похлопотать за мой роман, чтоб приняли его в газету…
— Гм! А поручение делает по чьей просьбе? Снабди, мол, паспортами Сару и Яся?..
— Постойте, позвольте, пане, — спохватился наконец Короп. — Эти поручения от редактора про роман…
— Что-о? Про роман? — оторопел совсем адъютант.
— Ей-богу! Это герои моего романа — Сара и Ясь, а Нюнчик телеграфирует мне, как я должен закончить.
— И вы можете доказать это?
— Да вот и письмо ее, полученное вчера, здесь она подробно… — подал Короп адъютанту конверт.
Тот осмотрел его и начал с неудерживаемым волнением пробегать глазами исписанные мелко листки; по мере чтения лицо его стало принимать угрюмое выражение, и по нем заходили тревожные тени.
А Короп, овладевши собой и догадавшись, что в телеграмме лишь заключается corpus delicti [1] , продолжал донимать адъютанта неопровержимыми доказательствами:
1
Вещественное доказательство (лат.).
— У меня, видите ли, герой, преследуемый полицией, стрелялся, а героиня вешалась; ну, это не понравилось редактору, и Нюнчик придумала закончить роман весело и телеграфировала, чтоб я не убивал Сару и Яся, а чтобы, снабдив паспортами, отправил их в Швейцарию… Я так и сделал.
— Черт знает что! — вскочил как ужаленный адъютант и бросился к шпаргалам.
— Непостижимо! — развел наконец руками молчавший все время полисмен.
Короп поспешил тоже вслед за адъютантом к столу и двумя четвертушками убедил его окончательно в справедливости своих слов.
— Черт знает что! — бормотал сконфуженный и смущенный блюститель. — Разве можно посылать подобные телеграммы? Только женщины способны на такую безрассудную выходку!.. Да еще и подписалась мужским псевдонимом! Ведь поймите же, что наш первый, священный долг — охранять общественное спокойствие, пресекать… так сказать, в интересах же ваших, господа. Ведь для того, чтобы вы спали спокойно, мы должны бодрствовать, полунощничать. И вдруг такая штука, можно сказать… насмешка!.. Ну, поблагодарите за всю эту чепуху свою супругу… Мы ни при чем! Конечно, вышло недоразумение, и даже глупое недоразумение, но долг службы и общественное спокойствие — прежде всего!