Недостойная
Шрифт:
– Демона два я дам вам умереть, – и, размахнувшись, всадила шприц куда-то в районе сердца.
Нет… не в районе. Она, Геенна ее пожри, иглу прямиком в сердце воткнула!
– Ты-ы-ы… – прохрипел Берт, задыхаясь от боли в груди и невозможности сделать вдох. Все вокруг расплывалось, и только лицо Эн, белое, с испариной на лбу, плотно сжатыми губами и отчаянной зеленью глаз, было видно четко, словно оно относилось к какому-то другому миру. Миру, в котором Арманиус не умирал сейчас от иглы в сердце.
– Давайте, Бертран, – тихо проговорила Эн и, выдернув
Риск? Окупится? Демоны, о чем она? Он же умирает!
– Давайте, давайте… Вот, вот, вот! Вот!
Берт глубоко вздохнул, ощущая, как отпускает боль и сердце вновь начинает биться, разгоняя кровь по телу. А потом он ощутил и кое-что другое…
Контур. Тот самый, сломанный. Он по-прежнему был поврежден, но теперь ощущался тонкой ниточкой, тончайшей нитью, обвившей тело. И он был! Был! И не просто вспыхнул на секунду – он продолжал гореть ровным белым пламенем, как и положено энергетическому магическому контуру.
– Защитник…
– Да-а-а! – завизжала Эн, вскочив с дивана и запрыгав по библиотеке, как маленькая девочка. – Есть, есть, есть! О Защитница, как я рада! Как же я рада! Да-а-а!
Берт никогда не слышал столько счастья и восторга в чьем-то голосе.
А еще… раньше он никогда не плакал. Но теперь его лицо почему-то было влажным, и перед глазами все расплывалось, и хотелось тоже завизжать, как Эн, но сил не хватало. Он мог только лежать и улыбаться, глядя на то, как девчонка, спасшая ему гораздо больше, чем жизнь, прыгает по библиотеке.
Накануне я полночи не могла уснуть, все думала, как сделать так, чтобы Арманиуса все-таки не лишили звания архимагистра. И в итоге решила рискнуть. Процедура, которой я его подвергла, называлась «катализация» и должна была применяться только через две недели. В плане я так и зафиксировала. Но, взвесив все «за» и «против», поняла, что лучше попробовать провести ее сейчас. На случай, если ректор не справится, у меня был антидот, лежал в сумке наготове. При этом мы бы здорово откатились в прогрессе. И слава Защитнице, что контур все-таки вспыхнул!
Смерть мага всегда провоцирует вспышку магии – этот факт стал известен мне еще в самом начале изучения магической медицины. Именно поэтому при несущественных повреждениях работает эффект самолечения или, как пишут в учебниках, регенерации. Поцарапался, магия активировалась – и через полчаса на месте царапины розовая черточка.
А когда маг умирает, его пытается вылечить собственный организм. Магия вспыхивает, и, если организм не справляется, она перегорает, ломая контур.
Да, у Арманиуса контур уже был сломан. Но в этом и суть. Клиническая смерть заставила его контур активироваться, а силовой раствор, который я ввела прямиком в сердце, – засветиться. Ректор вылечил сам себя, сердце вновь забилось, дыхание восстановилось, но главное – контур не исчезал!
Защитница, как же я радовалась!
– Теперь вас не смогут лишить звания архимагистра! – воскликнула
Арманиус улыбался, но грудь вздымалась тяжело, с трудом. Да, катализация далась ему нелегко…
– Эн… – прохрипел он, кашлянул и поморщился явно от боли. – Они лишат меня звания в любом случае, даже если через неделю я вновь буду обладать безукоризненным энергетическим контуром. Это вопрос принципа. Да и переаттестацию…
– Переаттестацию можно пройти и без лишения звания! – сказала я зло. – Как у врачей! Нас не лишают квалификации, мы лишь подтверждаем ее каждые три года!
Он вновь улыбнулся, чем рассердил меня еще больше.
– Неужели вы не хотите побороться? Просто сдадитесь – и все?! Позволите им унизить вас? Я не понимаю! – Голос начал дрожать от упрямства и обиды. – Почему вы плывете по течению и не сопротивляетесь? Для них это вопрос принципа – а для вас?!
Арманиус молчал, внимательно глядя на меня. Улыбаться он перестал – просто молчал, и темные глаза его задумчиво блестели.
– Почему это так важно для тебя, Эн? Это ведь не имеет отношения к твоей работе.
Я ощетинилась. И, наверное, именно от растерянности и страха выдать себя выпалила:
– Я просто не понимаю, как можно быть такой размазней!
Сама испугалась сказанного. Замолчала, закусив губу, наблюдая за тем, как Арманиус мрачнеет все сильнее и сильнее.
А потом он сказал совершенно ледяным и безликим голосом:
– Если процедуры на сегодня окончены, ты можешь идти.
Слезы подступили к глазам, и я чуть не всхлипнула. Защитница! Что же я… Зачем?..
– Я…
– Иди, – уронил он тяжело, словно камень.
Я подскочила к своей сумке и, захлопывая ее, язвительно процедила, не зная, на кого больше злюсь – на Арманиуса или на себя:
– Спасибо за разрешение, архимагистр!
Он не ответил, и через несколько секунд я выскочила из библиотеки.
Как это может быть? Всего пару минут назад я была очень счастлива, и вот теперь невероятно зла и растерянна.
В сущности, Арманиус прав – его архимагистерство не мое дело. Но, Защитница, разве можно быть равнодушной к судьбе того, кого любишь?!
Когда его последний раз называли размазней? Пожалуй что никогда. Берт всегда боролся, да и не бывает иначе у охранителей. Либо ты, либо тебя. А тут вдруг «размазня».
Он же объяснил еще вчера, что это не важно, не принципиально, лучше сосредоточиться на другом. В конце концов, какая разница, лишат его звания или нет? Он все равно со временем пройдет переаттестацию и получит все обратно. А старые стервятники потешатся и потешат свое самолюбие.
Какая разница? Видимо, для девочки с двумя магоктавами дара, всю жизнь доказывающей себе и другим, что она достойна, разница есть. Арманиусу лишение или нелишение звания ничего не даст – он никогда не был тщеславен, а вот Эн будет обидно. За него.