Нефертум. Запретная кровь
Шрифт:
От его взгляда по спине пробежали мурашки.
Ворота распахнулись, и на Людвига пахнуло ароматами свечного воска и благовоний. Высокая зала, представшая перед ними, освещалась сотнями свечей, расставленных в выемках стен. Каменный пол, отполированный сотнями подошв, тускло отражал оранжевые огоньки и оранжевые робы червопоклонников, сидящих на коленях и прильнувших к нему в глубоком поклоне. Вздымались лишь острые капюшоны, укрывающие лица этих странных молчаливых людей, превозносивших
Сперва Людвиг подумал, что они склонились перед ним, и даже выпятил грудь от удовольствия. Лишь когда они вошли, он увидел женщину. Что это с ней? Как будто кожу содрали и осталось лишь мясо!.. Нет, это всего лишь красная краска или… или кровь. Брр, как же мерзко!
– О Великая, я привел к тебе смиренных! – торжественно произнес Ур-Кха.
Старуха, вальяжно восседающая на сотне золотых подушек, поднялась. Она была совершенно голой, и ее большие отвисшие груди напоминали бурдюки. От их вида Людвига прошиб пот.
На голове Великой был надет немес – платок, завязанный особым узлом позади, с длинными фалдами, которые лежали на плечах. Платок от падения удерживал серебряный обруч. Людвиг уже видел такой немес раньше – в книжках с мифами Нефера. Именно такой платок когда-то носил Альхор под своей тиарой. Почему на женщине такой же? Что, возомнила себя древним богом?
Словно прочитав его мысли, женщина улыбнулась и сняла повязку. Бледные, будто ослепшие глаза, не мигая, смотрели на Людвига и его мать, держащую на руках Люцика. Братья переглянулись:
«Вигги, что тут происходит? Зачем мама привела нас сюда?»
«Не знаю, Люцик. Мне это не нравится».
«Мне тоже. Когда можно будет вернуться к папе?»
«Я не знаю. Но папе это тоже не понравится».
Люциан лишь покачал головой. Он не смог бы убежать, даже если бы очень захотел.
Тем временем странное действо продолжалось.
– О Великая!
Мама опустилась на колени. С сыном на руках сделать это было сложновато, но ей очень хотелось выказать уважение этой уродине. Она сердито взглянула на Вигги, потому что он не склонился вместе с ней. Тогда Людвиг тоже поспешно опустился на колени: снова маму злить не хотелось.
– Я пришла к тебе, чтобы молить об исцелении моих сыновей… Я…
– Мама, мне больно. – Люцик заерзал у нее на руках. – Мама, когда уже можно будет покушать?
В ответ мать лишь прижала его к себе покрепче, чтобы не мешал разговорами.
– Болезнь делает их слабее с каждым днем. У Люциана отнялись ноги… У Людвига – руки. Скоро оба они угаснут. Я прошу тебя… Нет, умоляю! – Казалось, мама вот-вот заплачет. – Я жена Лорда-Канцлера и взамен сделаю все, что пожелаешь! Все сделаю, только скажи!
– Лорд-Канцлер не верит, что я спасение Королевства. Он убивает моих детей. Я исцелю их в обмен на его жизнь, – торжественно произнесла старуха глубоким, почти мужским голосом.
Людвиг невольно отпрянул. Он был ребенком, но не дураком! Все
– Как вам будет угодно, – отозвалась та смиренно и опустила голову.
Что?! Людвиг не верил собственным ушам! Нет, мама! Нет!
Праматерь кивнула. Ур-Кха поднес ей кубок, куда она сцедила содержимое сперва правой груди, затем левой. Людвиг успел разглядеть, что у молока был странный розовый цвет, и это не вызывало ничего, кроме тошноты. Жрец забрал чашу и подошел к маме:
– Пей, – велел он.
Ну и гадость! Неужели они должны это проглотить?..
Вигги до последнего надеялся, что мама откажется и заберет их из ужасной комнаты. Происходящее вселяло в него первобытный ужас: эта странная старуха, эти крешники, жмущиеся к полу… Внутри него снова рождалось странное чувство, что община не то место, где они должны сейчас быть. И что отец будет в ярости, если узнает.
Он накажет их. И маму тоже накажет. Ну почему они не уходят?.. Людвиг с надеждой посмотрел на нее и прошептал: «Пойдем, а?» Однако она сделала вид, что не услышала, посадила испуганного Люцика на пол, взяла чашу и поднесла к его губам.
– Мама, я не хочу, – захныкал тот. – Мама, оно странно пахнет!..
– Пей, Люциан. Это поможет тебе! – отозвалась она и другой рукой схватила его за затылок, чтобы склонить голову к напитку. – Ну же, мой мальчик! Давай!
Брат с надеждой посмотрел на Вигги, рассчитывая, что тот его, как всегда, защитит. Но Людвиг вдруг вновь почувствовал себя обиженным: брат и так сидел у мамы на руках всю дорогу, а Людвигу пришлось идти пешком. Нет уж, Люцик, разбирайся со своими бедами сам, мамин любимчик! Размазня!
– Мама… – Люциан почти плакал. Сильная материнская рука настойчиво клонила его к чаше. – Мама, не надо!..
– Пей! Живо! – зашипела мать и посмотрела на него с такой злобой, что даже Людвигу стало страшно. Наконец ей удалось влить содержимое чаши ему в рот. – Вот так! Молодец! Вот так, мой мальчик!
Мама оттаяла так же внезапно, как и рассердилась. Она чмокнула Люцика в макушку, потрепала его светлые волосы и отдала чашу Ур-Кха.
Люциан же с трудом проглотил содержимое, скривился и наконец расплакался. А Людвиг не будет плакать, он же не такой слабак, правда?
Жидкость вновь наполнила кубок. Людвиг вздрогнул – теперь его очередь.
– Я не буду, – проговорил Людвиг прежде, чем мама снова взяла чашу у Ур-Кха. – Ни за что.
– Дорогой, это исцелит тебя, разве ты не понимаешь? – Мама слабо улыбнулась. – Ты ведь хочешь, чтобы твои ручки снова шевелились?
Вигги невольно посмотрел на свои руки, бессильно сложенные на груди, как обуза. Конечно, он бы хотел, но в голове не укладывалось, как странная жидкость может помочь. Зачем мама вообще притащила их сюда?! Он хотел домой! К папе!..