Неформальные отношения

Ван Дайкен Рэйчел

— Нет. — Мой голос казался пустым. — Абсолютно уверен, что нет. У них был прекрасный дом у озера, он был профессором…

— Ребята? — Кинси высунула голову из бара. — Эмерсон валится с ног, а она была здесь не больше десяти минут.

— Я отвезу ее домой. — Санчес начал уходить, и я понял, что он имел в виду свой дом, а не ее.

Кинси позволила Санчесу пройти мимо нее, а затем скрестила руки на груди, всматриваясь в мое печальное лицо.

— Я пропустила бой братанов?

Я фыркнул.

— Нет.

— Хорошо.

— Хорошо?

— Братья,

сражающиеся вместе, держатся вместе. Не позволяй этому, — она подняла руки вверх, — разрушить что-то хорошее. А ты, Миллер Квинтон, хорош.

— В футболе?

— Да. — Кинси улыбнулась. — В футболе, и, учитывая то, что я вижу драму этого маленького любовного треугольника, ты — прекрасный друг.

— Иногда я совсем этого не чувствую.

— Конечно, нет. Потому что иногда быть хорошим гораздо больнее, чем быть плохим.

Я рассмеялся.

— Точно, Плоская Задница. Так и есть.

Кинси выпучила глаза.

— Ты только что назвал меня «Плоской задницей»?

— Если трусики подходят… — начал я, но она прыгнула мне на спину и начала молотить кулаками. — Еще и массаж? Детка, да ты лучшая!

Кинси соскользнула с моей спины и сурово на меня посмотрела, ее грудь вздымалась.

— У меня больше нет сил.

— Еда. — Я указал на бар. — Вперед. Работай над этой задницей.

Она сглотнула и опустила глаза.

— Я, вроде как, не хочу есть одна. Остальная команда поддержки, вроде как…

— Как девушки из команды «Добейся успеха», когда все были против Торренс за обращение к хореографу, который продавал одну и ту же программу всем командам черлидеров в Калифорнии, и они начали ее ненавидеть? Они такие?

Ее глаза широко раскрылись.

— Кто ты?

— Видимо, твой новый «приятель для ужинов». — Я открыл дверь для Кинси и прошептал ей на ухо: — Правило номер один для тощих задниц: ешь картошку фри.

— С кетчупом, — потерла руки она.

Санчес и Эмерсон прошли мимо нас.

Время остановилось.

И хотя это казалось неправильным… Я задумался над тем, что, возможно, именно это и правильно.

Глава 28

ЭМЕРСОН

Мы были в постели.

И странно не было.

Хотя должно быть странно.

Но после своего признания о том, что я была беременна в школе, что узнала об этом через два месяца после отъезда Миллера, я почувствовала себя… свободной.

Я призналась не тому парню… и мне стало лучше. Я была измотана, но мне действительно стало лучше.

— Знаешь… — Санчес пролистывал каналы на телевизоре. Он был без рубашки, в низко посаженных черных спортивных штанах, облегающих его во всех местах, на которые мне, не стоило смотреть, если я собиралась сдержать свое обещание не спать с ним.

— Что? — Я зевнула в руку и раз десять взбила подушку, прежде чем Санчес, наконец-то, вздохнул и выхватил ее у меня, а затем взбил ее своим гигантским кулаком, но она упала

с кровати, и он в замахе попал по своей груди. Я сглотнула. Он повторил это движение. И поскольку я была измотана, то расслабилась.

Тело Санчеса было теплым под моей щекой, а затем я обнаружила, что рукой рисую круги на кубиках его идеального пресса.

Каким-то образом мои ноги оказались рядом с его ногами, и вот я уже прижималась к нему и обвивала его, как дурацкий липкий крендель.

— Все из-за моего тепла или из-за моего тела? — сказал Санчес с теплым смешком.

— Из-за всего сразу? — Я прижалась еще крепче. Ощущать его было так приятно. И безопасно, и опасно, и просто… правильно.

Отлично. Теперь я цитировала «Златовласку» и «Трех медведей».

— Так что ты там хотел сказать?

— Я бы не ушел.

— Что?

— От тебя, — прошептал Санчес, когда начал играть с моими волосами, пропуская их между пальцами, как он делал, когда думал. — Если бы ты сейчас попросила меня оставить тебя, я бы этого не сделал. Трудно представить нас друзьями в старших классах. Знаешь, потому что я был тем еще мудилой, а ты, явно, была настоящим лузером.

Я ударила его в живот. Он напряг свой пресс, чтобы не чувствовать удар (ублюдок!), и продолжил смеяться.

— Но… — Санчес нашел мою руку, вероятно, чтобы защитить другие части его тела. — Если бы мы были друзьями, если бы я переспал с тобой, если бы попробовал тебя, если бы был с тобой, я бы от этого не отказался.

— У него не было выбора, — вздохнула я. — Его отец переезжал.

— Эм… — Он больше не называл меня «Соблазнительные Изгибы».

Я не знала, что это значит.

— Всегда есть выбор.

— Не в старших классах. Ты не понимаешь. Ты…

— Нет, это ты не понимаешь. — Он сел и сжал мое лицо ладонями. — Если ты любишь кого-то, то ты остаешься. Нет никакого другого выбора. Все, что хочу сказать… я бы сражался. Я бы освободился от опеки отца, если именно это было нужно. Я бы уехал с отцом, а потом отправился бы автостопом обратно, и каждый раз, когда бы меня ловили, я бы ложился спать, просыпался и делал это снова. Черт, я бы переделал какую-нибудь машину и сам бы поехал. Нет никакого выбора, Эм. Нет. Ни когда ты кого-то любишь. Любовь не нуждается в оправдании своих действий. Это бесплатный билет. И я бы взял этот бесплатный билет и сбежал бы — вернулся бы к тебе. Это… — Он отпустил мое лицо. — Это все.

Санчес откинулся на кровать и снова переключил канал.

Тени от телевизора танцевали вдоль стен… и по его точеным губам и лицу.

И я, действительно, перестала дышать.

Потому что только через шесть лет…

Мне пришло в голову, что ни один из нас не боролся.

Я плакала.

Он плакал.

Это было ужасно.

Но никто из нас не сделал ничего, не сражался за нас; мы, блин, просто приняли это, словно это был закон, словно не было никакой альтернативы.

Мы приняли это и попытались жить дальше по отдельности.