Неформат
Шрифт:
полученными за изобретение. Добивайся государственной премии. Или Ленинской. А с твоей
стипендии – это уныло и неинтересно.
«Она попала в яблочко!» – завёлся он с пол-оборота.
– Ладно, так и быть! Спасибо за джинсы. Но должок за мной! Учти, что я могу отдать его
скорее, чем ты рассчитываешь!
– Ладно, ладно! – примирительно замурлыкала Ляля. – Надевай скорее. Я ещё не совсем
уверена, что они тебе по размеру.
Это была заведомая, но недоказуемая ложь: она, конечно, сама
их по каталогу, так что с размером, да и стилем ошибиться не могла.
Или она начудила с кулоном? Но ведь это случилось позже того злосчастного вечера в
МГИМО, когда его словесно пнули, как беспородного пса, причём в её присутствии? Пнули так, как
эти сволочи умеют, не оставляя следов на теле, но оставляя синяки на душе. Разве она думала, что
это его так взбеленит? «Щелкни кобылу в нос – она махнёт хвостом» – так у Козьмы Пруткова. Вот
он и махнул, да ещё как! Но почему не сразу? Затаился с этой травмой, с этим унижением? Таскал
его в себе? Ну ладно, – а она тут при чём? Не она ведь его обидела? Да и повела-то его к себе в
институт из лучших намерений. Нет, ну конечно, хотелось и пыль в глаза кое-кому пустить! Пусть
знают! Та же Лилька! И все эти отпрыски с родителями от Манилы до Рио-де-Жанейро.
Вскормленные на Мике Джаггере и «Роллинг стоунз». Ей, конечно, имелось что предъявить Urbi et Orbi – городу и миру. Он смотрелся как бог – норманский бог. Кто там у викингов? Белокурая
бестия? Но не такой же ценой! Кто же знал, что с этого и пойдёт трещина?
А она? Она прошляпила эту травму. Просто не обратила на неё внимания. Вместо этого,
как хлопотливая ласточка, продолжала носиться по жизни с планами, то ныряя вниз, то взмывая
вверх. Вверх – это все её высокопарные посягательства на дзен-буддизм. Китайская философия.
Из чего и материализовался этот кулон – подарок к его дню рождения. А вниз – это, конечно, с
ним в постели. А почему тогда вниз? Тем более что она часто была сверху? Нет, это, конечно, в
библейском смысле: грехопадение и всё такое прочее. Всё, во что он своим материалистическим
умом ни минуты не верил. И слава богу! Может, именно поэтому он, сам того, наверное, не
понимая, дал ей ощутить, что грех – это очень сладко. Сладко и неповторимо. Не зря она его тогда
соблазнила в Чегете.
И «кулинарная книга», припрятываемая за томами истории Второй мировой войны,
наполнялась их дыханием, их сдавленными, торопливыми голосами, переходящими в стон и
какой-то блаженный, постыдный лепет. Он, слава богу, совсем перестал стесняться в постели и её, и, самое главное, себя. Она, хитрая ведьма, заманила его в сказку, в зачарованный лес, из
которого, казалось, нет выхода, как ни старайся.
– Слушай, мне кажется, мы одни такие
одеться, дурачилась и принимала вызывающие позы перед ним в проёме двери. – Мы живём в
какой-то сказке. Только в сказке для взрослых. Но это же нереально! Так ведь не бывает! Я вот еду
от тебя обратно, в общагу, гляжу на пассажиров метро и думаю: неужели у них есть что-то
похожее в жизни?
Она, загораясь азартом от его слов, припоминая все рецепты из потаённой книги,
продолжила шутливо:
– Да, вот именно так! Сказка! У нас сказка! Всегда со счастливым исходом.
А почему бы и не сказка? Про Ганса и Грету – классика братьев Гримм. Злая ведьма,
влекущая наивных простаков в сладкий домик. Он, конечно, знал содержание, хотя сказки, во
всяком случае нерифмованные, гриммовские, лежали в стороне от столбовой дороги его
причудливых литературных интересов – поэзии. А её это зацепило по-настоящему, так, что она
стала каждый вечер в полудрёме, засыпая одна в своей комнате, представлять себе эту эротику с
ним, милым наивным Гансом, которого сейчас без лишних слов совратит распутная ведьма. И эта
истома перед сном, и эти, по контрасту, серые пассажиры в метро, которые не подозревали о
существовании мира сказок, – всё это смешалось в ведьмовский коктейль, который она себе
приготовила. Не без помощи знакомой театральной портнихи с заказом на маленький, совсем
короткий фартучек с оборками, длинный спереди и совсем куцый сзади, конечно же, для детского
утренника, где она будет играть роль Греты, а юбка у неё, конечно, есть от другого,
прошлогоднего маскарада – юбка Красной Шапочки!
«Ведьмовский коктейль» пришлось откладывать до выходных, когда удалось сплавить
родителей на дачу – впервые после долгой зимы – на рекогносцировку, что давало Гансу и
Гретель полноценные три часа ласк в домике из сладостей. Но она, истая ведьма, не
предупредила его заранее о деталях, ограничившись упоминанием, что весь день до вечера у них
в запасе. И он, не успев стереть с лица вполне себе цивильное выражение, годное для метро, но
не для общения с ведьмами, остолбенел посреди прихожей, увидев её в маленькой манерной
шляпке, игрушечной кофточке с рукавами-фонариками и фартучке – обновке для лжеутренника.
Ведьма потянулась к нему двумя руками, будто прося о помощи и шепча что-то по-английски, а
потом неожиданно повернулась к нему спиной, обнажая всё то, что могла бы закрыть юбка, если
бы Ляля её надела, и направилась в гостиную, покачивая бёдрами и насвистывая что-то греховное.
Он, выйдя из ступора, как был, в куртке и ботинках, кинулся за ней, нагнал её одним прыжком и