Нефрит
Шрифт:
— Пей, любимая…иначе к ночи разболится еще сильнее.
Я чуть не поперхнулась, сделав первый глоток и почему-то смутившись.
Да, мы видели друг друга обнаженными, и вытворяли такие вещи, что было до сих пор жарко, но почему то эта простая фраза застигла меня врасплох и заставила смущенно опустить ресницы, хрипнув:
— …ты всегда все чувствуешь?..
— Всегда и все, любимая, — он снова легко подтолкнул термос, заставляя меня отпить еще ароматного, сладкого чая, который был отправлен со мной в дорогу стараниями крошки Мии специально, потому что именно он
Я улыбнулась ему, отпивая чай глоток за глотком, словно он мог утолить не только проступающую боль, но и зарождающееся во мне желание, чтобы эти сутки мы провели здесь.
Но Нефрит был прав.
У нас была семья, и если мы опоздаем и не придем вовремя, то начнется паника.
Чего только будут стоить вопли Отца!
Не удивлюсь, если Кадьяки разбегутся только от этого, не пытаясь больше дождаться Севера!
Нервно хихикнув, я булькнула чаем, лишь покачав головой на удивленно приподнятую бровь Нефрита и его попытку понять, что в эту секунду было в моей голове.
Забрав остатки рыбы с собой и плотнее заткнув пробку термоса, пришлось снова облачаться в тонну одежды, натягивать на себя мохнатую шапку и выбираться в лютый мороз и алый рассвет над белоснежными заснеженными полями вслед за своим огромным обнаженным мужем, которому холод был не по чем.
Промозгло поежившись, я как можно быстрее закинула рюкзак с вещами за спину, забираясь на большого черного медведя, чтобы утонуть в его аромате и согревающем жаре.
Вторые сутки нашей дороги тянулись бесконечно долго.
Как бы я не пыталась сесть, а в бедрах жгло и горело.
А еще меня постоянно укачивало.
Нет, не до тошнотиков!
Я постоянно хотела спать.
Я очень сильно хотела спать, в конце-концов осуществив свой вчерашний план с шарфом, под хрюкающий гогот Нефрита-медведя, когда обматывала его торс шарфом и привязывала его поверх собственной спины, растянувшись на нем животом к спине и свесив руки и ноги по бокам.
Как бы он не смеялся и не косился на меня своим медвежьим неоновым глазом, а я все равно чувствовала себя в таком положении куда более удобно, наконец позволив себе полностью расслабиться и погрузится в глубокий, хоть и слегка беспокойный сон, думая о том, что теперь и Нефриту не придется бежать осторожно, не боясь, что я свалюсь.
То проваливаясь в сон, то пытаясь разлеплять ресницы, когда Нефрит почему-то тормозил или перепрыгивал через что-нибудь. я все ждала, когда уже этот день закончится и можно будет растянуться хоть на снегу, хоть на земле, не важно на чем — лишь бы твердом и неподвижном!
Лишь к ночи, когда солнце село за горизонт, и снова снежные равнины утонули во мраке, я отвязала свой шарф и снова вытянулась, садясь в полный рост на своем медведе и пытаясь понять, где же мы были теперь.
Уже у Кадьяков? Или еще можно не переживать?
Не переживать о том, о чем молчали наши огромные мужчины, переговариваясь между собой тихо и мрачно, не давая нам возможности услышать и понять, что
— Как ты, любимая?
Я оказалась в горячих сильных руках сразу же как только Нефрит обратился в человека, блаженно припадая к нему и овивая его торс своими руками, чтобы прижаться так крепко, как только могла, уткнувшись кончиком носа в его жаркую ароматную грудь.
И снова я скучала по нему, даже если все это время сидела наверху и касалась его своими руками.
Скучала по его касаниям и телу, от которого по мне бегали стадами мурашки, даже если я понимала, что в эту ночь мы будем только крепко спать, обнимая друг друга по тому. как Нефрит нашел в рюкзаке термос, заставляя снова пить чай.
И кто говорил, что у Кадьяков горячая кровь, как лава?
Изнасилования, тяга к крови и жажда боли!
Только зря пугали меня!
Вот он!
Стоит передо мной возбужденный и как всегда прекрасный и даже куртки моей порвать не пытается, потому что переживает, что второй такой ночи я просто не выдержу.
— Побудь здесь, ничего не бойся, я буду рядом.
А я и не боялась!
Даже когда он легко коснулся кончиком носа моего, обдавая своим горячим ароматным дыханием. исчезая в темноте, я не боялась, улыбаясь ночному лесу, который теперь стал густым и мрачным, садясь на какой-то камень и доедая рыбу.
Нефрит появился через пару минут с ворохом хвойных веток, из которых принялся делать подобие шатра. где можно было бы укрыться от ветра и метели.
— …а пещерки тут поблизости нет? — как бы я не выгибала умоляюще свои брови, Нефрит только смеялся, хитро поглядывая на меня, но продолжая заниматься своим делом.
И естественно этой ночью я так и не смогла склонить его ни к чему горячему и страстному. сдавшись с тяжелым вздохом и даже попыткой похныкать, когда Нефрит снова обратился в медведя, укладываясь под шалашом из веток и присыпанного сверху на них снега и своими большими широкими лапами притягивая меня прямо на свое меховое пузо.
Признаться честно, мысли у меня были пошленькие и хитренькие в свете того факта, что уже завтра вся семья снова будет в сборе, и у нас не останется шанса побыть по настоящему вдвоем. Опять. Вот только усталость и недосып прошлых суток взял свое, когда я отключилась быстрее, чем успел захрапеть мой мишка, распластавшись на огромном лохматом медведе, словно он был широким диваном с подогревом и функцией мурлыканья.
Вернее, наутро я вообще не была уверена в том, а спал ли Нефрит, позволяя мне в очередной раз выспаться, пока я словно та самая безумная вошка распласталась на нем, сопя в горячий мех.
На этот раз, мой Берсерк разбудил меня раньше рассвета, осторожно касаясь кончиками пальцев и легко целуя, чтобы прошептать, что уже нужно снова спешить, и успеть за этот день пересечь земли рода Гризли. пока я продолжала лежала на своем красивом обнаженном муже, тут же обхватив своими руками, когда поняла, что он теперь не мишка, и сонно захлопав глазами.