Нефритовое сердце

КАЙСИН (МАО КАЙ) – дочь главы Первого советника Императора, наследница рода Мао, живущая в родовом поместье отца – Синем дворце.

ЛЮ (БЭЙ ЛЮ [1] ) – вор, живущий в южной части старого города.

ЖУ ПЕНЬ (МАЛЫШ) – верный друг Лю, который делит с ним все тяготы и невзгоды жизни в трущобах.

ШИ-ФУ – бродячий монах из Храма семи ветров (он чокнутый, если верить Жу Пеню).

СИ ФЕНГ – бывший военачальник армии Императора в чине Генерала-Бури, ныне телохранитель Кайсин.

ХУАН ДЖУН – командующий Имперской гвардией, давний друг и ученик Си Фенга.

МАО МУГЕН – глава рода Мао, Первый советник Императора Цао Цао.

ШЕНЬ ЕН – Нефритовый маг, владетель восточных земель и господин Нефритовой башни.

ТЕЙТАМАХ – евнух, слуга и посланник Нефритового мага.

ВЕЙ ШЕН – рядовой солдат из армии Нефритового Легиона.

МЭЙСУ – приемная дочь главы рода Мао, служанка Кайсин.

ГО ЦЗЯ – управляющий Нефритовой башни.

ХАЙ ЗУ – бывший друг Лю и Жу Пеня, примкнувший к пиратам из Братства Соленого берега.

ТАНА – старая травница, живущая в трущобах, которая воспитывает беспризорных детей.

ТИН ТЕЙ – торговец стеклянной посудой, друг Лю и Жу Пеня.

ЦАО ЦАО – Великий Император, правитель Империи Цао.

МА ТЭН – князь одной из северных провинций, предводитель восстания зеленых повязок.

ЛОЯН – столица Империи Цао.

НЕФРИТОВАЯ БАШНЯ – древняя крепость Нефритового мага.

КАО БЭЙ – город-крепость в Империи Цао, находящийся под контролем восстания зеленых повязок.

Легкий ветер увлекал песчинки по склону бархана. Струйки песка шуршали среди моря длинных теней, осыпались к подножию и замирали возле скал. Солнце почти скрылось за горизонтом, и над пустыней низко повисло сиреневое небо. Желтоватое марево заката укуталось в алую вуаль и начало медленно растворяться далеко на западе. Где-то раздался радостный птичий крик. Дневная жара наконец-то начала спадать. Казалось, что можно вздохнуть спокойно. Но у обитателей песчаной долины была всего пара часов, чтобы успеть пожить, прежде чем вновь скрыться под землей. Место смертельного солнцепека вот-вот займет обжигающий холод. Огромные дюны покроются ледяной коркой, затрещит иней, и пустыня станет безжизненной и опасной, как и днем.

Из-под гладких скал высунулась серая головка двурогой ящерицы. Малютка похлопала глазами и замерла, прислушиваясь к шуму ветра и шороху песка. В пустыне можно было погибнуть тысячью способов. Ящерица не собиралась испытывать ни один из них. Она облюбовала себе норку в этом месте уже давно. В тени тесной впадины было прохладно днем, а по ночам нагретые камни не давали замерзнуть. На скалах то и дело можно было найти застигнутых жарой или холодом мышей и насекомых, а еще неведомо откуда взявшиеся недоеденные останки животных. По утрам и вечерам на гладких булыжниках высыпала роса. Ящерица успевала вдоволь напиться и наесться, прежде чем беспощадная стихия выходила на охоту за теми, кто не успел спрятаться.

Убедившись, что опасности нет, ящерка вынырнула из укрытия и, быстро перебирая лапками, взобралась на вершину утеса. Вечернюю тишину нарушал только быстрый стук ее коготков по каменной крошке. Внезапно все затихло. Ящерка замерла перед старой, почти истлевшей оленьей тушей, облепленной червями и мухами.

От некогда величественного животного остались лишь поломанные рога и ряды грязно-желтых ребер, обтянутых скудной полоской гнилой плоти. Ящерица не ведала, как туша оказалась так глубоко в пустыне. Да и не задавалась она подобными вопросами. Знала наверняка лишь одно: когда небеса начинают трястись, а над песками простирается оглушительный рык – нужно прятаться. Прятаться, чтобы на следующий день найти среди скал очередную жертву ужасающего Зверя, само присутствие которого внушало страх и трепет. Она видела его лишь единожды. От ужаса и отчаянного желания спастись ящерица убежала. Но огромную пеструю ленту, что заслонила собой половину неба, запомнила навсегда.

Однако вот сменилось уже несколько десятков лун и солнц, а пугающее создание больше не появлялось. Возможно, стоило радоваться, что привычного рева или ночного сопения, которые доносились каждый день со стороны одинокой горы, давно не было слышно. Но вместе с ними и свежая вкусная еда перестала появляться. Оленья туша совсем пропала. Ящерица не рискнула к ней притронуться и прошла дальше, в предгорья. Туда, где скалы обрывались и начинался неровный каньон. К этому месту не приближались даже птицы. С высоты их полета расщелина напоминала огромную изломанную, похожую на молнию трещину, глубокую настолько, что туда не попадал солнечный свет. Казалось, что некогда из недр земли вырвался потрясающих размеров змей, оставив после себя страшные шрамы на лице пустыни.

Ящерице было безразлично, как выглядит каньон. Не заботило ее и то, как он появился, какой был глубины и что скрывал в своих тенях. Она остановилась на краю обрыва и посмотрела на громаду одинокой горы, которая возвышалась над всей долиной и доставала верхушками до рваных облаков. Ущелье спиралью протянулось вокруг нее, образовав самый настоящий лабиринт.

Зверь жил там. Во тьме горы. Внутри гигантского черного зева пещеры, что, подобно хищной пасти, оскалилась на долину. Ящерка никогда не бывала там. Ветерок приносил оттуда манящие запахи еды и тлена, но все же соваться туда не осмеливался никто.

Ящерица чувствовала его присутствие. Ее рожки начинали болеть, а выступы над глазами дрожали каждый раз, когда он возвращался в логово с добычей. Они делали это не то от страха, не то от любопытства. Едва ли ящерка задумывалась о таком. Трепет не покидал ее уже несколько недель, но в этот вечер что-то изменилось. Теперь ее манило к пещере. Так сильно, что, несмотря на сжимавший сердце ужас, она вдруг сорвалась с места и побежала к горе. Ловко прыгая с камня на камень, она неслась по краю обрыва, вдоль огромных костей неизвестных животных, позабыв об опасной близости холодной ночи.

Когда солнце исчезло совсем и пустыня выдохнула последнее тепло, ящерица оказалась перед входом в пещеру. В свете восходящей голуболикой луны тот казался огромным. Но на деле был еще больше – необъятным. Беззвучная темнота источала горячий смрад. Здесь не было жизни. Только пустота и смерть.

Но ящерка чувствовала чье-то присутствие. Ощущала чей-то зов. Поддавшись наваждению, она без раздумий переступила черту между холодным лунным светом и чернильным мраком пещеры. Тьма заключила ее в свои объятия, словно мать давно потерянную дочь, и повела вперед. Путь пролегал мимо глубоких провалов в земле, в которых ощущался жар земных недр и пламени, по запутанным узким тропам, вымощенным гладкими камнями. Если бы ящерке было хоть какое-то дело, она непременно замедлила бы шаг, чтобы восхититься чернотой этих камней, подивиться алому отблеску на их поверхности, с интересом изучить песочные прожилки.