Нефритовый Глаз
Шрифт:
– Вам кого? – поинтересовался он.
– Лю Лили.
Мужчина с минуту молча рассматривай Мэй сквозь свои очки. Наконец, не говоря ни слова, показал на западный дом и сплюнул.
Мэй поблагодарила и подошла к двери. От ее легкого стука хрупкая дверная рама затряслась. Минуты через две изнутри послышался тихий голос:
– Кто вы?
Мэй услышала, как к двери приблизились шаги и затихли.
– Меня зовут Ван Мэй. Нам надо побеседовать.
Ответа не последовало. Мэй снова заговорила:
– Это очень важно. Речь идет о Чжан Хуне.
Цветастые
Первым, на что обратила внимание Мэй, был запах, безошибочно горький и достаточно сильный, чтобы вызвать недовольство соседей. Запах знакомый и даже, возможно, приятный для Мэй, поскольку напоминал ей о детстве, вернее, о сумрачных зимних днях, когда маленькой девочкой она часто болела, и мать лечила ее у китайских травников.
– Вы больны? – поинтересовалась Мэй.
Лили села на стул возле прямоугольного обеденного стола, накрытого белой, вышитой по краю скатертью. Девушка была в мужской вязаной безрукавке, надетой поверх куцего черного платьишка. Завитые волосы подстрижены на уровне плеч, лоб по самые брови скрыт густой челкой, из-под которой настороженно смотрят круглые глаза. Пухлые щечки и губки делали Лили похожей на ребенка, и Мэй затруднилась определить ее точный возраст.
Лили взглянула на глиняный горшок, кипящий на печи, и нехотя ответила:
– Так, приболела немного.
Из печи валил черный дым, поднимался вдоль стены и улетучивался через дыру, проделанную в заколоченном досками окне.
– Я знаю очень хорошего врача в научно-исследовательском институте китайской медицины. Если хотите, он примет вас и поставит собственный диагноз, – предложила Мэй. Китайские травники славились тем, что редко сходились во мнении.
Выражение глаз и голос Лили смягчились.
– Садитесь, пожалуйста. Вы узнали обо мне от Чжан Хуна? – осведомилась она без тени смущения или беспокойства, прочесывая волосы растопыренными пальцами.
– Нет, я от него ничего не узнала. Вы его любите?
Лили расхохоталась:
– Разве вы не знаете, что Чжан Хун мне в отцы годится?
– Но он вам нравится?
– Не знаю. Он игрок, прямо-таки помешался на азартных играх. Зато со мной обращается по-человечески, то есть не обижает, не оскорбляет.
Она положила ногу на ногу и стала покачивать ступней, болтая свисающим с нее пластиковым шлепанцем.
– Как вы познакомились?
– А кто вы такая вообще-то? – Лили вызывающе подняла подбородок и опять прочесала волосы своими розовыми пальцами.
Мэй протянула ей визитку, и Лили долго ее разглядывала.
– А чем занимается «информационное и консалтинговое агентство»?
– Оказывает платные услуги по розыску пропавших людей или предметов. Меня, например, нанял один коллекционер, чтобы найти старинную вещь, о которой, возможно, знал Чжан Хун. Нет-нет, речь не о ритуальной чаше династии Хань!
– И что вам рассказал Чжан Хун?
– Я не успела спросить его.
Лили улыбнулась, поигрывая визиткой.
– Знаете, он ведь проиграл все деньги,
– Что вы сказали? – не поверила своим ушам Мэй.
– Да, он часами просиживал в развлекательном центре в Западном городе и играл по-крупному. Но ему все время страшно не везло. А вчера говорит мне, мол, не переживай, скоро я опять стану богатым. – Лили потрогала искусственные цветы в вазочке на столе. – Вот в «Тех, кому фартит» он иногда выигрывал. И мы потом ходили в дорогие рестораны, по магазинам.
Внезапно Лили поднялась с места, очевидно, вспомнив о чем-то.
– Извините, – сказала она и нырнула за голубую занавеску, где, как догадалась Мэй, находилась ее комната.
Вскоре Лили вернулась и положила на стол пачку сигарет и зажигалку. Потом подошла к печи, ухватом убрала с огня горшок, тем же ухватом подцепила массивную чугунную конфорку, опустила на печное гнездо и пошевелила, чтобы та плотно легла на место, а сверху опять поставила горшок.
– Давайте выйдем на минутку! Умираю, курить хочется, – сказала Лили. – Родители не разрешают мне курить в доме.
Снаружи она оперлась плечом о дверной косяк, зажгла сигарету и стала пускать кольца дыма.
– А знаете, для чего это лекарство? – неожиданно спросила девушка.
Мэй взглянула на детское лицо и опять задалась вопросом, сколько же ей лет.
– От женской болезни! Во время месячных у меня начинаются ужасные спазмы. Так болит – жить не хочется! И эта пытка продолжается всю жизнь. Все уже привыкли, что я каждый месяц не появляюсь на работе четыре-пять дней, даже перестали внимание обращать!
– А лекарство помогает?
– Кто его знает! Надеюсь! Это уже мой пятый прием. Вроде бы меньше болит, но не уверена. Меня от него подташнивает. Травник сказал, что так и должно быть. – Она посмотрела в сторону дерева с бурой корой: – Видите вон того мужика? Уже давно без работы сидит. Торчит тут целыми днями и подсматривает за мной! – Лили с ненавистью уставилась на мужчину, и тот поспешно отвернулся. – Чего вылупился, старикашка поганый?! – закричала она и пояснила Мэй: – Считает меня шлюхой. Зато я не вишу на чужой шее, как ты у жены! – снова крикнула Лили. – Мне деньги нужны, понимаете? – обернулась она к Мэй. – У нас здесь нет ни газа, ни водопровода, ни центрального отопления, даже спрятаться от чужих глаз некуда! Не жилье, а какая-то мусорная свалка! Клянусь, я ни за что не стану жить, как мои родители! Да, я гуляю с клиентами «Тех, кому фартит»! Хожу с ними в первоклассные рестораны и ночные клубы! – Лили ожесточенно затянулась сигаретой и опять выпустила изо рта идеально круглые колечки дыма. – Родители называют меня потаскухой. И другие хостессы в «Тех, кому фартит» тоже так считают. А чем они лучше? Какая разница между ними и мной? Посетители их поят за свой счет, а те позволяют себя лапать! – Лили говорила с убежденностью подростка, впервые открывшего для себя истинное значение любви. – А какой мне интерес зарабатывать деньги для хозяев заведения? – Ее звонкий голосок плыл по воздуху, как колечки сигаретного дыма.