Негасимое пламя
Шрифт:
— Мифф, я стыжусь самого себя! — Дэвид отвернулся, чтобы скрыть свое лицо.
Миффанви взяла его за руку.
— Пойдем, папа, — твердо сказала она. — Ты должен немного отдохнуть. Я приготовлю тебе чай и дам снотворное.
Она знала, что каждодневный труд предъявит на него свои права, неумолимо завладеет им и поможет пережить горе. Издание газеты составляло неотъемлемую часть его жизни, и он просто не сможет пренебречь своими обязанностями. Никакая личная катастрофа не в силах воспрепятствовать его работе. Так было всегда; правда, каждый год он брал двухнедельный отпуск, но лишь после того, как предварительно самым тщательным образом налаживал
— Ну, а ты как? — спросил Дэвид, направляясь вслед за Мифф к дому, — Тебе тоже надо бы немного отдохнуть.
— Я завтра не иду на работу, — ответила Мифф, — так что утром еще успею выспаться.
Глава II
Войдя к себе в комнату, Миффанви опустилась на низкий подоконник. Наконец-то она могла дать волю своему горю! Она сидела тихо, неподвижно глядя в окно. Роб с детских лет был на ее особом попечении. Они были так близки друг другу душевно, она и ее младший брат, хотя товарищем его игр была Гвен, более подходящая ему по возрасту. Миффанви, как старшая, всегда командовала этими шумными подростками.
Не слишком ли она командовала, спрашивала себя сейчас Миффанви. Не был ли отъезд Роба в Корею вызван желанием освободиться от ее опеки? Пусть даже неосознанным, но все же очевидным, по ряду, казалось бы, неприметных мелочей.
Последние недели перед отъездом Роба они много бывали вместе и часто спорили. Роб был преисполнен юношеского задора; жизнь представлялась ему увлекательным приключением — он отказывался принимать ее всерьез. С веселым ожесточенней нападал он на социалистические взгляды сестры и на ее работу, словно наступившая вдруг возмужалость побуждала его противодействовать малейшим посягательствам на его свободу. Они оба понимали это и не обижались друг на друга. Неразумная, требовательная любовь с ее стороны и глубокая, исполненная невольного преклонения преданность со стороны Роба — таковы были неизменные отношения между братом и сестрой. И вот все кончено, и конфликт между ними так и остался неразрешенным.
Миффанви вздохнула, подавленная мыслью о том, что она никогда больше не увидит Роба и не услышит его голоса.
У нее было чувство, что как-то и в чем-то она подвела своего младшего брата, который всегда полагался на нее.
Влажный холод ночи охватил Мифф. Тучи, несущиеся по небу, скрыли луну. Сад был окутан мраком. Она уловила звенящий шелест листвы старого эвкалипта, того, что рос у ворот. Его ветви шумно вздыхали, словно он тоже оплакивал мальчика, которого хорошо знал. Миффанви вспомнила качели, висевшие под эвкалиптом в годы их детства. Как высоко раскачивала она Роба! А когда он стал старше, как он любил карабкаться по шершавому стволу и выгонять опоссумов из глубокого дупла!
Ветер с тихой жалобой блуждал по саду. В комнатах царило безмолвие — не спала одна Миффанви. Тишину нарушал лишь доносящийся с задней веранды дребезжащий звук оторванного железного листа, который бился на ветру. Только бы этот шум не разбудил отца и мать, уснувших
Она была рада, что мать ее сейчас в глубоком забытьи, пусть даже вызванном снотворным. Еще немного, и, по словам Нийла, ее сердце не выдержало бы этих безудержных рыданий. Даже он с трудом владел собой, когда, обняв мать, пытался ее утешить. Снотворное, должно быть, принесет несколько часов отдыха и их отцу. Гвен, вероятно, уснула сама, измученная долгим плачем.
Только она одна не плакала. И теперь не может. Ошеломленная звонком Герти, пронзительно и бессвязно кричащей в трубку, она все еще не могла прийти в себя, обрести способность думать и чувствовать.
«Приходите скорее, мисс Мифф! — кричала Герти. — Такой ужас! Робби убит, а вашей маме совсем плохо!»
Миффанви застыла с трубкой в руке, — казалось, все в ней оцепенело.
— Что случилось, Мифф? — спросил Билл, сидевший за столом напротив.
Тут только она откликнулась на настойчивый призыв Герти.
— Еду, — ответила она и положила трубку.
Билл спустился с нею на лифте и, взяв служебную машину, отвез ее домой.
С этой минуты она действовала как-то механически: ухаживала за матерью, оповестила о случившемся родных, всячески стараясь смягчить удар. Помочь матери мог только Нийл. Она, Мифф, была не в силах ни сделать, ни сказать что-нибудь в утешение. И также бессильны были отец и Гвен. Мифф считалась в семье самой разумной и уравновешенной, но сейчас она чувствовала себя совершенно беспомощной перед беспощадной реальностью совершившегося.
Было невыносимо слушать непрерывные всхлипывания и причитания Герти:
«Ах, бедный Роб! Бедный маленький Робби!»
— Перестань! Ради всего святого перестань! — крикнула Мифф.
Сейчас она упрекала себя, что не отнеслась к Герти поласковее. Ведь ее горе было так же неподдельно, как горе самой Мифф. Но она просто не могла вынести этой бесконечно повторяющейся жалобы: «Бедный Роб! Бедный маленький Робби!»
Ей стало легче, когда она занялась мелкими повседневными делами, которые отвлекали ее от гнетущей мысли: разожгла в плите огонь, стала готовить еду и уговорила мать выпить чашку чая.
И прежде, когда в семье возникали какие-нибудь трудности или заботы, Мифф всякий раз удавалось справиться с ними. А трудностей и забот было немало в те времена, когда отец начинал работать в «Молли тайме», пытаясь превратить этот провинциальный листок в настоящую газету. Дети росли, их нужно было кормить и одевать и было нелегко сводить концы с концами. Дэвид всегда был довольно беспомощен в материальных делах и, отдавая Клер все заработанные деньги, считал само собой разумеющимся, что она сотворит с ними чудо, хотя Клер и сама была не очень-то практичной.
До замужества от нее этого и не требовалось. Единственная дочь богатых родителей, Клер вышла за Дэвида, когда им обоим было чуть больше двадцати, и они не имели представления о том, что значит жить своим домом и содержать семью. Клер вела хозяйство неумело, но ревностно, отдавая семье всю душу; она безмерно радовалась рождению каждого ребенка; ей нравилось самой стряпать и делать всю домашнюю работу — стирать, гладить, чинить и латать, лишь бы только Дэвид и дети были здоровы; и ей удавалось каким-то образом оплачивать в конце месяца все скопившиеся счета. Миффанви помнила, каким озабоченным и тревожным было в те дни доброе, нежное лицо матери. Клер помолодела и расцвела, когда положение Дэвида в газете упрочилось и он стал получать приличный оклад.