Нехожеными тропами
Шрифт:
Между тем наступала темнота. Идти дальше не было смысла. Любовь Андреевна отыскала неподалеку сухое место, Столетов перенес туда костер. Плохо с водой. Из-за бурелома не дошли до реки и теперь воду приходится изыскивать иными способами. Векшин берет ведро, Столетов лопату и они углубляются в лес.
Там они находят болотную лужицу, копают ямку и когда в нее набегает достаточно воды, кружкой начерпывают ее в ведро. А ночь уже опустилась окончательно. За ближайшими деревьями ничего не видно, только костер вдали, как рубиновое пятно. Набрав воды, они возвращаются к лагерю. В лесу тепло, сыро и тихо. В вышине ярко мерцают звезды. Векшин любит такие ночи. Здорово вот так сидеть у огня, ужинать копылухой
Надежда Николаевна трогает его за рукав.
– Какой вы рассеянный, – улыбаясь, говорит она. – Я уже два раза обращаюсь к вам.
– Задумался, – отвечает Векшин, все еще улыбаясь своим мыслям.
Надежда Николаевна понимает эту улыбку по своему. – Почитайте что-нибудь, – просит она. – Вы так хорошо читали там, на чердаке.
– Что же Вам прочитать?
– Что хотите.
Мысли Векшина о доме и он по настроению читает:
Я уезжал. Ты, помню, мне сказала:
«Останься на день».
Я не мог. В тот миг,
Я знал, ты ненавидела вокзалы
Как самых кровных недругов своих.
А я… я гнал намеченные сроки.
Рассчитывал движенье поездов.
За край родной, желанный и далекий,
Я все на свете был отдать готов.
Перед глазами сторона иная.
Но где б я ни был, в стороне любой
Я с каждым разом ярче постигаю
Как накрепко мы связаны с тобой.
– Чьи это стихи? – после минутной паузы спрашивает Надежда Николаевна.
– Мои.
– Ваши?!
– Ну, да, а что?
– Нет, я ничего. Очень хорошие стихи, – говорит Надежда Николаевна с улыбкой. – Это кому же, вашей любимой?
– Жене.
Надежда Николаевна становится серьезной. – Вы женаты?
– И даже имею сына.
– А давно Вы женаты?
– Шесть лет.
– А что делает Ваша жена?
– Ну, Надежда Николаевна, Вы с меня целую анкету снимаете.
Надежда Николаевна замолчала, но видимо считая, что нужно доводить до конца раз начатый разговор, опять обратилась к нему:
– Можно еще один вопрос?
– Ну, если только один…
– Скажите, Вы… ни разу не изменяли ей?
Удивление Векшина было столь разительно, что она сразу поспешила с объяснением:
– Ведь Вы так подолгу не бываете дома…
– Видите ли, Надежда Николаевна, – стараясь быть по возможности более точным, сказал он, – у человека, кроме его физических потребностей существует и интеллектуальная сознательная жизнь, которая включает в себя и такое понятие как верность. Верность семье, слову, самому себе. Вдумайтесь в Ваши слова. Следуя их логике, уезжая куда-нибудь за океан, мы можем изменить своим взглядам, своим принципам, стать изменником в государственном понимании этого слова.
– Что Вы! Я не хотела этого сказать.
– Пьянство, Надежда Николаевна, начинается с кваса.
Она не ответила, о чем-то глубоко задумавшись, и наступило молчание, которое очень кстати прервал Столетов, возвестивший, что «можно снедать».
7
Утром по компасу и аэрофотоснимку Голубева вывела отряд к Чернушке – мелководной речонке, настолько мелководной, что виден весь галечник на дне. Но вода в ней
Правда, он знает, что земная кора повсеместно содержит в себе железо и черный шлих это еще не промышленное месторождение, но ведь недаром же Луговой говорил ему, что здесь должно быть железо. А вдруг оно и в самом деле имеет здесь выходы на поверхность?
Чернушка настолько в зарослях, что идти поймой нет никакой возможности. Голубева вновь отрывается от реки и ведет отряд коренным берегом. Время от времени все же приходится опять спускаться к ней, Векшину и Столетову взять шлих, Надежде Николаевне составить описание берегов, Любовь Андреевне для определения выходящих пород. Все это очень задерживает и до первого настоящего обнажения добираются только часам к четырем. На этом участке вместо заболоченной поймы – обрыв. Он так же густо покрыт растительностью и Чернушка почти не проглядывается, но Голубева, разглядывая аэроснимок, говорит:
– Здесь.
Уточнение маршрутов
Володя, хватаясь за ветки и землю, лезет вниз и вскоре из-под обрыва раздается его голос, подтверждающий, что обнажение именно здесь.
– Только осторожней, – кричит он. – Здесь метров восемь и круто. Раздвигая кустарники Векшин полез на его голос. Он нащупал ногой точку опоры, перехватил правой рукой и опять ухватился за ветку, но на середине пути почва у него под ногами поехала, он соскользнул, на мгновение повис на ветке, а затем, разжав руки, оттолкнулся ногами о землю и упал на колени. Он тотчас вскочил. Володя стоял рядом. Перед ними возвышалась открытая скалистая стена с нависшим над ней земляным карнизом. Первая мысль у Векшина была, что это такие же диабазы, которые встречались по реке, но вслед за ним уже кто-то спускался и он крикнул:
– Осторожней!
Это была Любовь Андреевна. От камня к камню, от ветки к ветке, с цепкостью опытного ползуна она спускалась вниз и благополучно очутилась на том месте, где уже стояли он и Володя.
– Смотрите-ка, – удивился на нее Векшин. – Я и не ожидал, что Вы можете так. Даже лучше, чем я.
– Да, – засмеялся Володя, – у тебя был головокружительный спуск.
За Голубевой спустилась Надежда Николаевна, за ней Валентин. Он никак не мог решиться выпустить из рук спасительную ветку и последние два метра съехал, что называется, «на мягком месте». Неожиданно со стороны вышел Столетов.
На обнажении
– Где же это ты спустился? – удивился Векшин.
– А там вот, – Столетов неопределенно махнул рукой.
– Что же там, лучше?
– Малость лучше.
– А что же не сказал?
– Так Вы же не спрашивали.
Векшин разозлился.
– Ну, знаешь, если ты будешь себя так вести, мы быстро распрощаемся. Тоже ловкач. Нашел хороший спуск, а до других ему дела нет.
– Ну, что Вы, Илья Семенович, – заступилась за него Любовь Андреевна. – Он спустился, когда мы были уже внизу.