Неисповедимые пути. Сборник рассказов
Шрифт:
Тарья и Юсси были неразлучны сколько помнили себя. Тогда в деревне жили три семьи, не считая викария, и пятеро детей. Две сестры и брат Йоханнес (Юсси) Ярвинены, Мика Мякеля и она, Тарья Нумми. Сестры приятеля и мальчик Мякеля старше лет на пять, и одногодки младшие с ними не водились. Люди в деревне ласково называли их одуванчиком – войкукка. У девочки прямые волосы соломенного цвета, а у мальчика – кудри цвета льна. В сосновом бору этот одуванчик проводил большую часть дня. Ребята собирали шишки на растопку и для поделок, считали вслед за кукушкой. Подолгу, сидя на скользком от игл бугре, смотрели на ползущую баржу с древесиной, гадая, в какую страну она плывёт…
Им было по пятнадцать, когда Юсси заплёл в косы Тарикки стебли осоки с дикими фиалками и назвал свою подругу русалкой, а она предложила себя. Мальчишка только посмеялся: «С русалкой – через сто лет, не раньше».
В тот год к ним приехал Урпо, собрал всех ребят у кирхи и каждому вручил пакетик с таблетками. Их следовало раздать в школе. За работу пообещал каждому голубенькую хрустящую бумажку с олимпийцем Пааво Нурми (десять марок) и добавить ещё по одной за новый заказ. С того дня войкукка цвёл и разбрасывал семена не в одном месте, друзья перестали встречаться. Юсси замкнулся, стал резким, раздражительным. Тарья слышала, что её любимый заделался дилером, два раза в месяц отвозил на острова дурь. Девушка плакала, но не могла никому довериться. Даже когда он бросил школу, а однажды – вовсе исчез. Парня искали, но не нашли, и его родители со временем переехали в город выдавать дочек замуж… Она тоже вышла замуж за Мика Мякиля. Сосед окончил мореходку и отслужил в армии. Завиднее жениха на мысу всё равно не было…
Тарья очнулась и, будто со стороны, посмотрела на мужиковатую финку средних лет и молодого сутулого бродяжку. Те сидели лицом к морю. Прилив, подкрадываясь, заливал их ступни, но они не замечали. Ей никогда не доводилось видеть подобную пару обречённых на одиночество. Человек, зажав в кулаке хлеб, скупо откусывал и долго жевал, затем делал шумный глоток из термоса и острый кадык на худой шее резко вздёргивался. Она стыдливо наблюдала, чувствуя, как за грудиной плавится здоровый кусок льда.
– Я – Тарья. Ты откуда?
Незнакомец неопределённо махнул в сторону залива.
– По всему видно, что идти тебе некуда… Пойдёшь со мной… Я ещё крепкая. Буду звать тебя Юсси, – дикая мысль родилась в голове и тут же сорвалась с языка.
Тарья неловко начала объяснять своё решение, мол, помоешься, поспишь, отдохнёшь… и ей не надо денег… но замолчала, прислушиваясь к рождавшейся в душе буре: «Никуда не отпущу!.. Теперь».
Он слушал, наклонив голову, и молча пошёл рядом.
Первые три недели эти двое почти не покидали кровать, и та пела на все лады. По дому и во дворе ходили нагими. Одежду парня она выстирала, починила и сложила на полке. Сама одевалась, когда ездила за продуктами, выводила козу и в фартуке готовила для Юсси толстые оладьи с мёдом… Тот, прежний мальчик, бегал за ней, чтобы вытереть о платье сладкие пальцы, а она визжала и изворачивалась… Своего постояльца Тарья привязывала ремешками к ножкам кровати и кормила сама, а после слизывала с губ и бороды потёкший мёд.
Он заинтересовался камнями, доделал белку, к лапам прикрепил жёлудь с рифлёной шляпкой. На рыбалку, за ягодами и грибами надевал одежду Мика. Тарья улыбалась, потому что на юноше всё висело, как на вешалке, и потому что никогда не была счастливее. Их никто не тревожил. Отец Мика и родители Тарьи уже несколько лет жили в
Гость понемногу стал привыкать. Вдруг начинал что-то рассказывать. Таким тоном, будто выполнял поручение. Какие-то обрывки воспоминаний, невероятно волновавшие Тарью. Женщина не смогла бы ответить почему. Просто замирала и пыталась представить, как всё происходило:
«… наш сухогруз пришёл в Лаутоку за сахаром (мы, северяне, мечтали о тропическом рае на Фиджи)… Я увидел дома из гнутой, рваной жести и палок, сотни метров извивающихся, как змеи, подъездных путей станции… Кишащий муравейник потных аборигенов: мужчин, женщин, детей – работников завода, снующих по трапам с тачками и бочками… Терпел душные влажные сутки нескончаемой работы. У местных не было подходящих приспособлений, и наши краны оказались бесполезными. Через несколько дней привезли металлические поддоны с кольцами, и тогда дело пошло споро. Напряжение мы снимали гашишем, который помогал отключаться на несколько часов»…
Позже, уже осенью, Тарья затащила Юсси с собой под бочку и окатила ледяной водой. Она смеялась, растирая парня полотенцем, а тот, едва шевеля посиневшими губами, рассказал про чудной, засыпанный чёрным вулканическим порошком, остров у берегов Марокко, на котором пресную воду вырабатывают сосны из облаков. То место больше всего походило на рай – безопасную материнскую утробу, где все безмятежны и радуются просто так. Правда, неподалёку в пустыне живёт ведьма Калима, она кидается в беспечных раскалённым песком…
«Его рассказы нас связывают», – вдруг догадалась Тарья.
Незадолго до испытания, перед тем как уснуть, парень вернулся к первой истории:
«… На обратном пути мы стали в Шанхае. Матросы пошли к шлюхам. В ужасающей трущобе, в тесноте и мраке опиумного притона, среди вонючих, грязных тел я умер…» С того момента Тарья была невероятно оберегающей…
Их потревожили, когда снег перестал таять. Глубокой ночью жильцы дома под красной крышей мирно спали. В тёплом сумраке по гладким брёвнам потолка скользили отсветы пламени из печи… И почему бы не продолжаться такой благодати? Но нет, не на земле. Сначала у входа посыпалась поленница – промороженное дерево звонко щёлкало и тарахтело. Заскрипел снег. Раздалось громкое ворчание, будто над самым ухом, сопел зверь. Он тёрся о стену, наваливался на неё, сотрясая.
Тарья, обратившись в слух, похолодела. Юсси не проснулся.
Она не могла определить, сколько прошло времени, но наконец со склона раздался рёв уходящего медведя. Тогда женщина, едва переведя дух, стала одеваться. Взяла переломку и вышла во двор.
У поленницы было много следов, судя по отпечаткам, молодого самца. Здесь животное опорожнилось, и стояла вонь. Голодный и агрессивный, он придёт снова на отмеченное место.
Тарья лихорадочно прокручивала варианты спасения:
«Лесник и контора береговой охраны в соседней деревне. Идти туда опасно. Значит, Ида – единственный выход».
Рано, когда день даже не знал, что он народится, из потревоженного сарая хозяйка вывела изумлённую, упирающуюся козу. Отвела её на взлобок и привязала к металлической петле, заранее вбитой между каменными плитами. Перепуганная и преданная коза падала на колени, трясла головой, тянула верёвку, пытаясь оборвать, и жалобно блеяла, когда неумолимая, незнакомая баба всё равно ушла.
Два раза она выносила Иде поесть. Не хватало, чтобы та околела. И снова далеко в окрестностях раздавались жалобные вопли разочарования.