Неизданный Федор Сологуб

Лавров Александр Васильевич

164 [45]

СОНЕТ В. А. С<утугиной> О Вера милая! Зачем ненужный стыд Ей точно клюквою советской щеки мажет? Ее и речь моя в толпу нагих Харит Харитой новою вмешаться не отважит. Она не холодна, как девственный гранит, Когда змея лукавств к ушам ее приляжет, Но знак таинственный застенчиво хранит И ни за что его поэту не покажет. А этот милый знак, он — надпись на стене Великим мастером воздвигнутого храма, И разгадать дано лишь Богу или мне, Что им возвещено, комедия, иль драма, В чистилище ль зовет, иль увлекает в ад, Или избраннику вещает рай услад. 9 (22) ноября 1920

45

ВераАлександровна

Сутугина (1892–1969) — секретарь издательства «Всемирная литература», для которого Сологуб и Чеботаревская сделали переводы из немецких и французских авторов. Машинописная копия стихотворения имеется в альбоме Сутугиной (ИРЛИ. Ф. 720. № 5. Л. 22), там же вклеен автограф другого послания Сологуба к Сутугиной:

Он был весь в литературе, А она была при нем, Сокрушаясь об Амуре, Каждый день секретарем. Ионов пакостным манером Дом закрыл ненастным днем, — Стал он горным инженером, А она секретарем. 17 (30) — IX — <19>20.

165

Если скажешь. — Упоенье есть невиннее любви! — То поэта вдохновенье вдохновеньем не зови, Солнцу дай другое имя, свет дневной считай за тьму, И тогда тебя, безумец, не прощу я, но пойму. 18 ноября (1 декабря) 1920

166

Своей вины не отрицай И, вспоминая злую повесть Безумств кровавых, пробуждай Заснувшую в оковах совесть. Когда она в простых сердцах, Стеная тягостью, проснется, Какой неодолимый страх В лукавствующих встрепенется! Какие жалкие слова Услышим от того, кто ныне Ликует дерзко на вершине Когда Россия чуть жива! 21 ноября (4 декабря) 1920

167 [46]

— Кто сложил куплеты? — — Так, один чудак. — — Пишут как поэты? — — Просто, натощак. — — Разве утром только? — — Нет, и вечерком. Не дает нисколько Им Ученый Дом. — Вот и ходит вечно Автор натощак, Но поет беспечно. — — Этакий чудак! — И нигде не служит? — — Нет, он так живет. Никогда не тужит, Песенки поет. — От веселых бредней Не уйдет поэт. Даже в час последний Сложит он куплет. — Скажет: «Оставляю Скучный кавардак, Всем того желаю», — — Этакий чудак! — 8(21) апреля 1921

46

Ученый Дом —Дом ученых, открыт в Петрограде в 1921 г. при Центральной комиссии по улучшению быта ученых.

168 [47]

Топор широкий не отрубит Его преступной головы, И слава про него затрубит, Но все дела его мертвы. Эфесский храм, сожженный рано, В воспоминаньях вечно свят. Нетленно-юная Диана Не помнит, кто был Герострат. 22 апреля 1921

169

Где твои цветочки, милая весна? — Для моих цветочков мне любовь нужна, — Где твои улыбки, милая любовь? — Все мои улыбки захлестнула кровь. 27 апреля (10 мая) 1921

47

Сологуб прибегает к аллегории, сравнивая историческую миссию Ленина с «геростратовым деянием». Дата подтекстом, вероятно, носит эмблематический характер и соответствует новому стилю, которым поэт, как правило, пренебрегал в пользу старого. Отказ от двойной даты в данном случае можно рассматривать как указание автора на содержание «нового» времени, протекающего «вне культуры».

170

Душа моя без крыл Из области могил Назад не прилетит, И там, где спит она, Водой полонена, Душа бессильно спит, И все вокруг, как сон, И чуть я оживлен Игрою чуждых сил, И жизнь моя пуста, — Томленье у креста, Среди немых могил. 30 ноября (13 декабря) 1921

171

Кинжал не нужен для того, Кто хочет умереть. Совсем не надо ничего, Чтобы дотла сгореть. Созреешь к смерти, и придет Стремительный недуг, Тебя,

как столб гнилой, качнет, И наземь рухнешь вдруг. 30 ноября (13 декабря) 1921

172 [48]

КОЛЫБЕЛЬНАЯ НАСТЕ В мире нет желанной цели, Тяжки цепи бытия. Спи в подводной колыбели, Настя бедная моя. Вот окно мое высоко. Над тобою я стою. Снял я мантию пророка, И, как няня, я пою: Баю-баюшки-баю. Бай мой, бай, волшебник, бай, Настю тихо покачай. В муках дни твои сгорели, И не спас тебя и я. Спи в подводной колыбели, Настя милая моя. Подняла над волей рока Волю гордую свою. Спи спокойно, спи глубоко. Над тобою я пою: Баю-баюшки-баю. Бай мой, бай, кудесник, бай, Настю тихо покачай. Вспомни, звук моей свирели Был усладой бытия. Спи в подводной колыбели, Настя милая моя, До уставленного срока Сесть в подводную ладью, Унестись со мной высоко. И спою тебе в раю: Баю-баюшки-баю. Светозарный, Божий Май, Настю в светах покачай. 30 ноября (13 декабря) 1921 СПб. Улицы

48

Печатается по автографу ИРЛИ: Ф. 289. Оп. 1. № 21. Л. 60. Стихотворение-дуплет к написанному ранее, ср. «Чадом жизни истомленный…» (8 декабря 1921; Стихотворения.С. 448–449).

173

Жаждет сердце тишины, Сердце бедное, больное. Качая, уврачую Усталое, больное. Забуду всю явь земную, Забуду земные сны, Качаясь на прибое Рокочущей волны. Сердце бедное, больное, Ты дождешься тишины. 9(22) декабря 1921

174

Из низменных страстей, из гнусных утомлений, Сплетенных жуткою и зыбкою игрой Над ясной чистотой лазоревых ступеней, Над орошенною весеннею травой, Возводит в темный час полуночных затмений Она, премудрая, пророчеств дивный строй: «Любовь и Смерть — одно. Любовью рай открой В таинственном труде безмерных восхождений». Поправши Смертью смерть, она тоску сожгла, Она меня зовет, любимая, — пришла В сияньи девственном лазури и эмали, И с нею я войду в таинственный чертог, Восторгом озарив безмерности дорог, Где гаснут медленно томленья и печали. 13 (26) апреля 1922

175

Вновь тайна предо мной, но эта тайна чья? Земные помыслы разгадки не узнали, Хотя святой покров порой приоткрывали, И к шороху его прислушиваюсь я. Тесна, как темный гроб, стремительна ладья. Любовь безмерную бессильные сковали. Растают призраки и засияют дали. Все выше восхожу, и что ж ты, смерть моя! Сгорает пыльный прах, осадок жизни грешной. Возлюбленная вновь с улыбкою утешной Со мной, и навсегда, моя ворожея. Любимую мою цветами увенчаю. Скажу: — Люблю тебя! — Она ответит: — Знаю, Бессмертная любовь, безмерная твоя! 15 (28) апреля 1922

176

Всё тот же путь, не ближе, не короче, Такая ж цель, загранные поля. Все сердце успокоиться не хочет Твоими прелестями, Мать-Земля, Но если надо нам в далеком крае Труды и муки снова перенесть, Не все ль равно! Все призрачное тает, Но ясно нам, — незыблемое есть. Костры страданий ярко пламенеют, И жалит пламенами пыль дорог. Но ясно мне, — соединюся с Нею, Таинственный переступив порог. 19 апреля (2 мая) 1922

177

Смеешься надо мною, Ликуя в небесах. Слезы Твоей не стою, Поверженный во прах. Коснеющую волю Я не могу собрать, Раскованную долю По-новому сковать. Призвать из-за предела На землю чудеса, Создать иное тело, Расторгнув небеса. Дорогой скудной, пыльной, Окован мглой дневной, Иду я, раб бессильный, Беспомощно земной. Нет, не смеешься, знаешь Ты светлый путь теперь, И тихо повторяешь: — Ищи меня, и верь. — 4 (17) мая 1922