Неизданный Федор Сологуб
Шрифт:
Иринушка в рассказе — первая жена героя; он богат и счастлив во втором браке, но образ первой жены, разделившей с ним безвестность и бедность, — незабываем. Мотив «первой жены» не только в «Помнишь, не забудешь». Он и в «Навьих чарах» [306] , и в «Зверином быте» [307] , и в нескольких стихотворениях. Иногда это законная первая жена, иногда — непризнанная, бесправная в глазах других. Но облик везде один: скромный, самоотверженный, незабываемый. Он в «Больной жене» [308] , он же в следующих строфах (том 1-й; в нем, как видно из предисловия автора, помещены стихотворения, написанные с 1884 года по 1898-й):
306
Первоначальное название известного романа Сологуба (1907), состоящего из трех частей: «Творимая легенда», «Капли крови», «Королева Ортруда». Позднее, в переработанном виде, печатался под названием «Творимая легенда».
307
Рассказ Сологуба, впервые напечатанный в альманахе «Земля» (Сб. 8. М., 1912. С. 185–254).
308
См. выше коммент. 57 (в файле — комментарий № 296 — прим. верст.).
В Вытегре мне конфузливо намекали на какую-то неузаконенную любовь Федора Кузьмича [310] . Но не было желанья расспрашивать.
Образ Иринушки в произведениях Федора Кузьмича достаточно отчетлив. Хочется, чтобы он сохранился в нашей памяти таким, каким оставил его нам Ф. Сологуб.
309
Из стихотворения «Вот минута прощальная…» (1898), впервые напечатанного в журнале «Живописное обозрение» (1905. № 7. 13 февраля. С. 154). В 1-м томе «Собрания сочинений», где помещено это стихотворение, указывается точная дата: 27 августа 1898 г. ( Сологуб Ф.Лазурные горы. Стихи. СПб., 1913. С. 128 и 238).
310
Об этой «неузаконенной любви» Федора Кузьмича ничего не известно. Однако среди его знакомых в Вытегре действительно была молодая женщина по имени Ирина. О ней упоминается в его письме к О. К. Тетерниковой от 20 сентября 1891 г.: «Ирина еще не приходила к нам; у нее вчера родился мальчик» (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 2. № 36. Л. 6 об.).
Федор Сологуб и Анастасия Чеботаревская
В писательском пути Федора Сологуба, продолжавшемся около полувека, можно выделить целый ряд этапов (наиболее детализованная попытка характеристики важнейших линий эволюции его творчества фиксирует семь отчетливо выделяемых стадий [311] , — а в ней еще не учтен «долитературный» период второй половины 1870-х — 1880-х гг.). Однако при самом общем рассмотрении, стремясь свести все многообразие жизненных и творческих событий к предельно лаконичным формулам, невольно приходишь к выводу, что этот путь разделяется на два основных отрезка — до встречи с Анастасией Чеботаревской и после заключения с нею брачного союза. До 1908 г. жил и работал писатель Федор Сологуб, после 1908 г. определилось новое жизненное и творческое двуединство — Федор Сологуб и Анастасия Чеботаревская.
311
См.: Минц З. Г., Пустыгина Н.«Миф о пути» и эволюция писателей-символистов // Тезисы Всесоюзной (III) конференции «Творчество Александра Блока и русская культура XX века». Тарту, 1975. С. 150–151.
Не только 44-летний Сологуб, но и его будущая жена ко времени их знакомства была вполне зрелым, сформировавшимся человеком. Анастасия Николаевна Чеботаревская родилась в Курске 26 декабря 1876 г. «Отец ее был талантливый адвокат с большим и разносторонним образованием; мать — болезненная, склонная к меланхолии, мечтательная, вечно страдавшая от впечатлений реальной жизни. Ан<астасия> Н<иколаевна> явилась на свет шестым, предпоследним ребенком, когда здоровье ее матери было уже сильно подорвано. Ан<астасии> Н<иколаевне> было три года, когда мать ее заболела тяжелою душевною болезнью, которая окончилась самоубийством. Незадолго до этого семья переехала в Москву» [312] .
312
Вступительная статья Ф. Сологуба о Чеботаревской в кн.: Накануне революции.С. 10.
Тяжелая семейная наследственность сказывалась на протяжении всей жизни Анастасии Чеботаревской и, видимо, во многом предопределила ее трагический финал. «Чрезвычайная впечатлительность и нервность» [313] , доставшиеся от покойной матери, только усугублялись обстоятельствами трудного детства — материальной нуждой, почти неизбежной в быту очень многочисленного семейства: помимо семерых детей от первого брака (из которых, кроме Анастасии, в литературе приобрела определенную известность старшая сестра, переводчица Александра Чеботаревская), отец имел во втором браке еще шестерых детей. Присоединялись также сложные моральные и психологические проблемы. «Ребенок, который не знал матери… что может быть ужаснее этого… И вот всю жизнь я этого искала, но судьба была ко мне немилосердно жестока, только дразнила, заставляла преодолевать невероятные препятствия… и потом все же отнимала у меня то, в чем я видела весь смысл и красоту жизни…» — признавалась впоследствии Чеботаревская [314] . При всем том она с детства обладала незаурядной энергией и целеустремленностью, способствовавшими ей при самых неблагоприятных внешних обстоятельствах получить хорошее образование и сформироваться как самостоятельной творческой личности. По окончании частной гимназии З. Д. Перепелкиной, одной из лучших в Москве, она поступила на историко-филологическое отделение московских курсов «Коллективные уроки»; обучение и первые литературные опыты приходилось сочетать с работой ради денег — частными уроками, службой в Статистическом комитете. Уже после смерти Чеботаревской Сологуб выписал отдельные фрагменты из ее раннего неоконченного рассказа «Дилемма» (1896), отметив, что психология героини «носит ее черты»: «Беготня по урокам, редакциям, конторам и пр. За долгий и утомительный труд — скудные гроши. Время бежит, подтачивается здоровье, лучшие годы проходят в борьбе с нуждою, умственные интересы слабнут; ничего впереди, ничего позади… Молчаливая и замкнутая девушка, скрывавшая под гордою внешностью нежное сердце и страстную, пылкую натуру… Ученье и чтение книг… <…> Любила побыть наедине со своими мыслями и чувствами. Без устали работал ее ум, без устали искала она света и выхода из этой узкой, безрадостной жизни, без живого, осмысленного дела, которое захватило бы ее всю, без любви, которой бы она <могла> отдаться всем своим существом, жаждавшим ласки и участия…» [315]
313
Там же.
314
Письмо к В. С. Миролюбову от 6 октября 1906 г. // ИРЛИ. Ф. 185. Оп. 1. № 1233.
315
ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 6. № 172. Л. 151.
Первые годы нового века Чеботаревская, после смерти отца, провела в основном за границей; с осени 1902 г. она — слушательница в Русской Высшей школе общественных наук, основанной в Париже видным юристом и историком М. М. Ковалевским, одним из столпов российского либерализма. Как свидетельствует Сологуб, «Ан<астасия> Н<иколаевна> со свойственною ей горячностью помогала организации этого дела и была самою верною слушательницею, — первая окончила эту школу после блестящей защиты большой работы „История и современное состояние крестьянской поземельной общины в России“» [316] . Одновременно Чеботаревская работала личным секретарем у Ковалевского [317] и предпринимала первые попытки печататься на родине: ее рассказы, статьи об искусстве, литературно-критические обзоры и рецензии появляются в столичных журналах «Русское богатство» (рассказ «В сумерках», напечатанный в февральском номере за 1903 г., — ее литературный дебют), «Правда» («журнальные обозрения» под псевдонимом «Бродяга»), «Журнал для всех», в елисаветградской газете «Голос Юга», «Бакинских известиях» [318] ; выполненные ею переводы отличаются широким тематико-стилевым диапазоном — от пьес М. Метерлинка («Там внутри» в «Журнале для всех»: 1904. № 9; «Монна Ванна», «Пелеас и Мелизанда» и «Принцесса Мален» — отдельные издания) и прозы О. Мирбо («Голгофа», «Дневник горничной», «Себастьян Рок», «Деревенские рассказы» — отдельные издания) до очерка Гуго Печа «Друг народа Жан-Поль Марат», вышедшего в свет в массовой серии М. А. Малых «Знание — сила, сила — знание» (1906. № 1).
316
Накануне
317
Рассказывая об «этом подлинном европейском ученом» и вместе с тем « первом истинном русском гуманисте», Чеботаревская вспоминает, как Ковалевский в Париже диктовал ей свои лекции: «…я, в качестве домашнего секретаря, едва успеваю записывать… А назавтра, превратясь в внимательную ученицу, слушаю ту же лекцию в 'Ecole des Hautes Etudes Sociales <…> у Ковалевского я защищаю работу на получение диплома по истории русской общины (конечно, мы все тогда — марксисты, конечно, от злосчастной общины летят только пух и перья!)» ( Чеботаревская Ан.В парижской школе // БВ.1916. № 15462. 25 марта).
318
Неполный перечень опубликованных произведений Чеботаревской (с отдельными библиографическими неточностями) хранится в ЦГАЛИ (Ф. 482. Оп. 3. № 8). Общую характеристику литературной деятельности Чеботаревской дает Д. Е. Максимов в предисловии к публикации «Письма А. А. Блока к Анастасии Чеботаревской» (Ученые записки Ленинградского гос. педагогического ин-та им М. Н. Покровского. Т. IV. Факультет языка и литературы. Вып. 2. Л., 1940. С. 271–272).
Осенью 1905 г. Чеботаревская возвратилась в Россию и поселилась в Петербурге. Работала в редакции петербургского «Журнала для всех» (неразделенное чувство к редактору-издателю этого ежемесячника B. C. Миролюбову явилось для нее причиной мучительных переживаний [319] ), затем в газете «Товарищ». Весной 1907 г. она задумала подготовить и издать книгу автобиографий современных русских писателей, обратилась с соответствующей просьбой к целому ряду авторов, в том числе и к Федору Сологубу. Книга не состоялась, однако начавшееся в этой связи общение с Сологубом привело к их дружескому сближению, а затем и к решению соединить свои судьбы. «Сразу определившаяся наша идейная близость и общность настроений и миросозерцания с годами усиливались и крепли. Ан<астасия> Н<иколаевна> стала моею постоянною и деятельною сотрудницею», — писал Сологуб в биографическом очерке о Чеботаревской [320] .
319
Сохранилось 60 писем Чеботаревской к Миролюбову, переполненных упреками в том, что ее деятельность в «Журнале для всех» искусственно ограничена «конторской» работой, а также жалобами на невнимание, холодность, формальный характер отношений и т. п. (ИРЛИ. Ф. 185. Оп. 1. № 1233).
320
Накануне революции.С. 15.
В ту пору, когда завязались его отношения с Чеботаревской, Сологуб перенес тяжелую жизненную утрату: 28 июня 1907 г. умерла его сестра О. К. Тетерникова. «Смерть моей сестры для меня великая печаль, не хотящая знать утешения, — признавался Сологуб в письме к В. Я. Брюсову от 8 июля 1907 г. — Мы прожили всю жизнь вместе, дружно, и теперь я чувствую себя так, как будто все мои соответствия с внешним миром умерли, и весь мир на меня, и все люди меня ненавидят» [321] . Преобладание во внутреннем мире Сологуба в это время подобных настроений могло только усилить глубоко укорененные в нем «мизантропические» мотивы, которые явно сказывались и в ходе сближения с Чеботаревской, наложив зримый отпечаток на содержание и стилистику его первых писем к ней. Обидчивость, мнительность, эгоцентризм, чувство уязвленности, сетования на невнимание со стороны читателей и критиков (совершенно неоправданные: в действительности в 1907–1908 гг. Сологуб — уже один из наиболее известных и широко обсуждаемых представителей «нового» искусства), — все эти черты индивидуальной психологии, конечно, не могли особенно располагать в пользу их носителя. И у Чеботаревской, безусловно, были определенные колебания, прежде чем она смогла сделать решительный шаг; косвенное свидетельство тому — письмо к ней ее близкой подруги В. А. Щеголевой от 26 июля 1908 г.: «Рада за Вас, моя хорошая, ничего, что трудно подчас уступать, без этого нельзя, одинаковых индивидуальностей нет, а С<ологуб> слишком крупная и положительная сила, чтобы можно было задумываться над этим. Его нужно любить, и он стоит этого <…> оглянитесь и подумайте о Фед<оре> Куз<ьмиче>, и разом у вас на душе станет хорошо и светло. Мож<ет> быть, только к 30<-ти> годам мы и научаемся по-настоящему ценить людей, и в этом — привилегия 30<-ти> лет» [322] .
321
РГБ. Ф. 386. Карт. 103. № 26.
322
ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 5. № 339.
Чеботаревская переехала к Сологубу сразу по завершении дачного сезона 1908 года, с этого времени и начинается их совместная супружеская жизнь (официальное бракосочетание состоялось лишь 14 сентября 1914 г. [323] ). Сестра Анастасии Ольга Черносвитова, посетив впервые ее в новом жилище, сообщала Александре Чеботаревской (7 сентября 1908 г.): «Вчера <…> былау Насти <…> Оч<ень> занята своим устройством и хозяйством, с С<ологубом> простой, дружеский тон. <…> Настя, конечно, его обрабатывает в своем стиле, заставляет продавать старомодную красную бархатн<ую> мебель и покупать новую „ампир, виё-роз“ и т. д., но он всеми силами держится и борется за это свое старье, с чем он прожил добрую половину жизни» [324] .
323
В архиве Сологуба сохранилась выписка из метрической книги о бракосочетании в этот день, выданная причтом села Красного (на Волге) Рыбинского уезда Ярославской епархии (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 6. № 1. Л. 28).
324
ИРЛИ. Ф. 189. № 179.
Уже в первые дни их совместного проживания Черносвитова подметила те особенности, которые станут определяющими в жизни супружеской четы: в дальнейшем Чеботаревская весьма преуспела, «обрабатывая» Сологуба «в своем стиле». С ее появлением весь бытовой уклад в доме Сологуба кардинальным образом изменился: незаурядные усилия жены были направлены к тому, чтобы претворить рутинную «грубую и бедную» жизнь полупризнанного писателя-анахорета в «сладостную легенду», какою могли обернуться будни овеянного славой литературного мэтра, а скромное, неказистое жилище Сологуба — в блестящий литературный салон. В каждодневный обиход Сологуба вошли «премьеры, венки, цветы, ужины на много персон, многолюдные вечерние собрания и даже домашние маскарады»; летом 1910 г. Сологуб и Чеботаревская въехали в большую квартиру на Разъезжей улице (дом 31, кв. 4), в которой «собирался почти весь тогдашний театральный, художественный и литературный Петербург» [325] . Многие воспринимали неугомонную деятельность, развитую Чеботаревской, с иронией и скепсисом. А. Блок позднее написал на конверте, в котором хранились письма Чеботаревской к нему, содержавшие главным образом приглашения на различные вечера и мероприятия: «…я не знал, куда от них спастись, помню, получая их» [326] ; С. И. Дымшиц-Толстая (жена А. Н. Толстого) вспоминала о Чеботаревской как о «хозяйке, окружавшей смешным и бестактным культом почитания своего супруга, который медленно и торжественно двигался среди гостей, подобный самому Будде» [327] . Порой делались и более общие выводы. Так, 5 марта 1919 г. К. И. Чуковский записал в дневнике, что все собравшиеся у него писатели (в их числе — М. Горький, Д. С. Мережковский, А. Блок, Н. Гумилев, А. Куприн и др.), по ходу беседы, «стали бранить Анастасию (Чеботаревск<ую>), испортившую жизнь и творчество Сологуба» [328] .
325
Воспоминания Конст. Эрберга о Федоре Сологубе (Публикация С. С. Гречишкина и А. В. Лаврова) // Ежегодник на 1977 год.С. 140) Ср.: Чулков Г.Годы странствий: Из книги воспоминаний. М., 1930. С. 160.
326
Александр Блок. Переписка: Аннот. каталог. Вып. 2: Письма к Александру Блоку. М., 1979. С. 469.
327
Воспоминания об А. Н. Толстом. М., 1973. С 79.
328
Чуковский. Дневник.С. 102.