Неизведанные гати судьбы

Хиневич Александр Юрьевич

— Я не против того, чтобы лечить людей, Иосиф Виссарионович. Вот только задерживаться надолго у вас в городе мне нельзя. Меня дома дети ждут.

— Сколько у вас детишек?

— Девять. Младшенькому сыночку недавно три лета исполнилось…

Договорить мне не удалось, так как появился Феликс и сразу заявил:

— Иосиф Виссарионович, его здесь нет.

— Как нет?! А врачи куда смотрели?! Неужели никто не знает куда он мог пойти?!

— Наружная охрана мне сказала, что он после завтрака затребовал автомобиль с водителем, потом взял с собой какие-то бумаги и уехал в Москву.

В ответ на сообщение Феликса, Иосиф Виссарионович что-то сказал

на своём родном языке. У меня сложилось мнение, что он просто выругался.

— Что будем делать? — спросил Феликс.

— Помогите собраться Ярине Родасветишне. Мы возвращаемся в Москву. Я примерно знаю куда он мог поехать.

Через полчаса мы все, включая охрану, на нескольких автомобилях покинули Горки…

Как оказалось впоследствии, Иосиф Виссарионович не зря говорил мне про получение документа, который даст мне право „лечить больных людей на законных основаниях“. В Москве меня направили на высшие медико-санитарные курсы при Медицинском факультете Московского университета. Для нашей группы читал лекции по медицине Александр Богданович Фохт, который возглавлял Институт экспериментальной патологии при второй Градской больнице. Лечением больных мне приходилось заниматься в той же самой больнице. Феликс предупредил Александра Богдановича, чтобы во время моего лечения, в кабинете никого кроме меня и больного не было. Фохт сначала попытался возмущаться, заявив, что ему „необходимо присутствовать на приёме пациентов, дабы контролировать весь процесс лечения“, но Феликс его остановил, и тихо сказал глядя ему в глаза: „Вы будете иметь право осматривать пациентов, которых она вылечит. Только и всего. Надеюсь, профессор, вы меня хорошо поняли“. После такой вот отповеди, Фохт смирился и больше не задавал никаких вопросов.

В конце зимы, Александр Богданович вызвал меня в свой кабинет в больнице и спросил:

— Скажите мне, пожалуйста, Ярина Родасветишна, вы определились со своей медицинской специализацией?

— Нет, ибо мне непонятно, для чего вообще нужна специализация? Ведь ко мне за помощью обращаются люди с различными болезнями, травмами и ранениями. У нас в таёжном поселении больницы нету, и отдельных докторов на каждую известную болезнь тоже. Как же можно, одним людям помогать, а другим отказывать в лечении?

— Погодите, Ярина Родасветишна. Вы разве не москвичка и не работаете врачом в ведомстве товарища Дзержинского?

— Нет. Феликс Эдмундович по старой памяти меня вызвал в Москву, чтобы вылечить одного тяжелобольного. После того, как больной немного поправился, Иосиф Виссарионович направил меня к вам на медико-санитарные курсы. А сама я живу на Алтае, в таёжном поселении. Жители окрестных хуторов, поселений и деревень, уже давно называют меня „сельским доктором“ или „целительницей“. Скоро сойдёт снег и я поеду домой, ибо меня там ждут дети и муж.

— А вы не хотели бы переехать всей семьёй на постоянное жительство в Москву? Мы можем предоставить для проживания вашей семьи четырёхкомнатную квартиру. Одну из комнат можно будет использовать под кабинет для приёма пациентов. У вас будет весьма богатая медицинская практика, и вы сможете сделать хорошую карьеру в медицине. Как вам такое предложение?

— Благодарю, Александр Богданович, за предложение, но меня оно не интересует.

— Но почему?! — удивился Фохт.

— Причин у меня несколько. Самая главная состоит в том, что я не люблю больших и шумных городов, ибо всю жизнь прожила в таёжном поселении. Кроме того, мой муж артельный охотник и всю жизнь занимался только охотой. На кого

он должен будет охотиться в Москве? Далее. Если я с семьёй перееду в Москву, то кто по-вашему окажет медицинскую помощь жителям хуторов, сёл и деревень? А ведь там тоже живут люди, и также как в Москве, они часто нуждаются в лечении. И последнее. Вы мне предложили сменить свой просторный добротный дом со всеми удобствами, на четырёхкомнатную квартиру в вашем городе, но почему-то совсем не подумали о том, каким же образом одиннадцать человек должны в ней ютиться?

— Погодите. Каких „одиннадцать человек“?

— У нас с мужем девять детей, Александр Богданович. Вот и получается, что наша дружная семья состоит из одиннадцати человек, а если учитывать родителей мужа и моих, то нас гораздо больше…

— Я всё понял, Ярина Родасветишна, можете не продолжать свои доводы, — с грустью в голосе сказал Фохт. — Жаль терять такого ценного медика, но мне похоже нечего вам предложить.

Едва Александр Богданович закончил говорить, как дверь открылась и в его кабинет кто-то зашёл. Я сидела спиной к двери, поэтому повернулась, когда услышала знакомый голос Феликса.

— Здравствуйте, товарищи. Как хорошо, что мы застали вас вместе.

— Доброго здравия, Феликс Эдмундович. И вам доброго здравия, Иосиф Виссарионович. Как ваше самочувствие?

— Благодарю за заботу, Ярина Родасветишна. После вашего необычного лечения, никакие болячки меня больше не беспокоят. У вас действительно „золотые руки“, — с улыбкой сказал мне кавказец.

— Здравствуйте, товарищ Сталин, — наконец-то пришёл в себя Фохт. — Здравствуйте, товарищ Дзержинский. Проходите, присаживайтесь. Я сейчас распоряжусь насчёт чаю.

— Не стоит беспокоиться, Александр Богданович, — сказал Иосиф Виссарионович. — Мы зашли к вам не на чаепитие, а узнать как идут дела у уважаемой Ярины Родасветишны?

— Все зачёты, на высших медико-санитарных курсах, она сдала на „отлично“ досрочно. Кроме того, она самостоятельно посещала курсы по военно-медицинской подготовке, где также сдала все зачёты на „отлично“, в том числе и хирургию, проведя несколько сложных операций…

— Это нас нисколько не удивляет, — перебил Фохта Иосиф Виссарионович. — Как сообщили нам Барнаульские товарищи, во время Гражданской войны Ярине Родасветишне приходилось лечить раненых, а такое лечение, насколько мне известно, без хирургических операций невозможно. Продолжайте, пожалуйста.

— После окончания курсов, Ярина Родасветишна, занимается лечением больных в больнице. Процент выздоравливающих у неё намного выше, чем у других врачей, товарищ Сталин.

— Это я и хотел от вас услышать, Александр Богданович. Вы уже выдали Ярине Родасветишне все необходимые документы?

— Нет, товарищ Сталин. Она отказалась принимать наши документы, заявив, что „никогда не была и не будет врачом“, — услышав такой ответ, Феликс Эдмундович и Иосиф Виссарионович долго смеялись.

— Я что-то не так сказал, товарищи?! — задал вопрос удивлённый Фохт.

— Вы, пожалуйста, не обижайтесь на нас, Александр Богданович, — сказал Феликс. — Похоже, что вы ещё не слышали древнюю мудрость, которую Ярина Родасветишна однажды услышала от своего мужа. Она звучит так: „Испокон веков, тех людей, кто действительно исцелял страдальцев и раненых, называли „целителями“. Тех людей, кто способен был лечить различные болезни, называли „лекарями“. А вот тех, кто мог только рассказывать о том, как надобно лечить и при том много врал, называли „врачами“.“. Вот поэтому она вам и заявила, что „никогда не была и не будет врачом“.