Неизведанные гати судьбы

Хиневич Александр Юрьевич

Нашу размеренную деятельность прервало появление в моём кабинете сына Ивана.

— Отец, там на двух машинах какие-то люди в военной форме приехали, в сопровождении нашего участкового милиционера. Они ходят по домам, разговаривают с артельщиками, и чего-то высматривают. Я забежал тебя предупредить, ибо скоро они в нашу Управу заявятся, — сказав это, Иван скрылся за дверями.

— Что будем делать, Демид Ярославич? — спросил мой молодой помощник.

— Забирай все документы, Яр, и отправляйся к себе в кабинет. Пока ты будешь заниматься артельными документами, я пообщаюсь с нашими гостями и постараюсь выяснить, что им нужно у нас в поселении.

— Понял, — быстро сказал Яр, и собрав все бумаги со стола,

ушёл заканчивать оформление документов на продовольственный обоз.

Вскоре в коридоре послышались шаги и в мой кабинет зашло несколько человек. Все были одеты либо в военную форму, либо в полувоенные френчи.

— Здравствуйте, товарищи. Что привело вас в наше таёжное поселение?

Вошедшие поздоровались в ответ, после, ничего не говоря, молча меня разглядывали.

— Кирьян Степанович, может вы мне представите прибывших товарищей? — обратился я к участковому милиционеру Иващенко. — А то товарищи почему-то стесняются говорить со мною.

— Демид Ярославич, позвольте вам представить представителей райвоенкоматов, райкомов ВКП(б) и ВЛКСМ, которых я сопровождаю по нашему району, для переписи лиц подлежащих призыву в ряды Красной армии. Ваше поселение последнее в списке, в остальных деревнях и сёлах уже всех призывников переписали. Мы к вам ещё в конце февраля должны были приехать, но не успели, так как деревень и сёл много посетить пришлось. Возглавляет данную комиссию, Николай Иванович. Он с четырьмя сопровождающими его командирами, представляют военные комиссариаты Алтайского края, а эти ответственные товарищи, от райкомов партии и комсомола, наблюдают за выполнением поставленной задачи.

По смущённому виду участкового милиционера, я быстро понял, что он от волнения забыл фамилию военного комиссара возглавляющего комиссию, а все остальные сопровождающие ему просто-напросто не представились, посчитав себя очень большими начальниками.

— Благодарю вас, Кирьян Степанович. Надеюсь мне представляться не надобно, как я понял, вы уже сказали прибывшим товарищам, кто я такой и как меня зовут?

— Да. Я им сразу сказал кто вы, — продолжая смущаться ответил мне участковый.

— В таком случае, прошу присаживаться за стол, товарищи. Так нам будет намного удобней общаться, — дождавшись когда все разместятся, я продолжил. — Как я понимаю, после принятия в прошлом году закона «О всеобщей воинской обязанности», вы приняли решение переписать всех молодых мужчин нашего поселения и призвать их на службу в ряды Красной армии.

— Вы совершенно верно всё поняли, — высокомерно произнёс глава прибывшей комиссии. — И как назначенный Советской властью Глава поселения Урманное, должны оказывать нам всяческое содействие в этом деле.

Меня покоробило высокомерное поведение и выбранная манера разговора, находящегося в моём кабинете, военного комиссара. Скорее всего, военком подумал, что от одного только вида ответственных товарищей из райкомов партии и комсомола, а также от присутствия милиционера, я брошу свои дела и побегу исполнять все его приказания. Чтобы опустить военного чиновника с небес на землю, я спокойно произнёс:

— Для начала, товарищ военный комиссар, я хотел бы сказать следующее, чтобы у нас с вами не было какого-либо недопонимания. Во-первых, я вам ничего не должен! Так как ничего у вас не занимал. Так что поумерьте свой командный тон. Вы не являетесь моим воинским начальником, а я вашим подчинённым. Во-вторых, никакая власть меня на должность Главы не назначала. Меня единогласно избрали Главой, все жители нашего поселения, — заметив как военком бросил взгляд на политработников, я добавил: — Не стоит ожидать поддержки, Николай Иванович, от партийных товарищей, что с вами приехали. У нас в поселении нет ни одного коммуниста или комсомольца, так что провести партийный митинг у вас не получится. Как я понимаю,

вы все на свои должности уже после Гражданской войны были назначены. Вот потому ничего толком и не знаете о нашем таёжном поселении, которое окрестные селяне называют «Ведьмовской деревней», а расспросить уважаемого Кирьяна Степановича, вы почему-то не захотели. Я прав?

— Не совсем. Кое-что нам известно, — сменив тон, начал говорить военком. — Например, нам доложили, что в Урманном находится промыслово-охотничья артель. С которой представители Советской власти заключили договор, на поставку копчёной продукции в Барнаул, где вы имеете артельное представительство. Кроме того, нам также известно, что вы открыли у себя в поселении больницу, куда обращаются за медицинской помощью сельские жители из окрестных хуторов и деревень. Единственный момент, который нам остался непонятен, состоит в том, почему раньше из вашего поселения никого не призывали в ряды Красной армии? Мои подчинённые говорят о том, что будто бы у вас имеется какая-то охранная грамота, якобы подписанная самим товарищем Сталиным. Возможно вся причина кроется именно в этом. Может быть откроете нам свой секрет?

— Да нет никакого секрета, Николай Иванович. Охранная грамота на наше поселение есть, и на ней действительно стоят подписи товарища Сталина с товарищем Дзержинским. А вот секретов от вашего военного комиссариата у нас нет. Все ответы на ваши вопросы давно известны. Меня даже удивляет, что вам о них никто не рассказал. Вы сами вспомните, кого раньше призывали служить в доблестные ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии? Только рабочих и крестьян. А у нас в поселении нет ни тех, ни других. В нашей артели трудятся только жители нашего поселения. Одни промышляют охотой, другие занимаются рыбалкой, а остальные коптят всё добытое. Разве могут они считаться рабочими? Нет! Может наших артельщиков стоит приравнять к крестьянам? Тоже нет! Так как у нас нет пахотной земли для занятия сельским хозяйством. Вот вам и ответ на ваш вопрос.

— А почему вы заявили, что в поселении нет ни одного коммуниста или комсомольца? — мне задал вопрос пожилой мужчина в полувоенном френче. — Вы что?! Против Советской власти?!

— Мы не против Советской власти, и ежели вы плохо меня слушали, товарищ политработник, то я напомню. У нас заключён с представителями власти «договор на поставку продуктов в город», и мы его соблюдаем. Охранная грамота на наше поселение, с подписями товарища Сталина и товарища Дзержинского, говорит о том, что мы не являемся врагами Советской власти. Мы вместе с большевиками боролись против имперского режима. А коммунистов или комсомольцев у нас нет потому, что в нашем таёжном поселении живут одни анархисты, изучившие труды Бакунина и Кропоткина. Как вы думаете, после того, как наши поселяне услышали множество нелепых баек и откровенную ложь относительно настоящих анархистов, что распространяли все ваши партийные агитаторы, захотят они вступить в вашу партию или в комсомол? Вам наверное никто не доложил, что в течение семи лет, после свержения царизма, над нашей поселянской Управой развивалось чёрное знамя с надписью «Анархия — мать порядка!». На Алтае все бандиты знали, что надобно держаться подальше от нашего поселения. Мы сняли своё чёрное знамя, по просьбе тогдашнего первого помощника Председателя губисполкома Якова Ефимовича Майера.

— А в гражданскую ваши анархисты против кого сражались? — спросил комсомольский вожак.

— Против различных банд и отрядов зелёноармейцев, которые пытались напасть на жителей нашего поселения. Они все были нами уничтожены, ибо мы никого в плен не брали. Ещё вопросы будут?

— Только один, — сказал военный комиссар. — Мужчины вашего поселения готовы служить в рядах Красной армии, защищать нашу советскую родину, а также беспрекословно выполнять все приказы вышестоящих командиров?