Неизведомости
Шрифт:
Каждый день после многих часов напряженного умственного труда с приятным чувством выполненного долга Илья отправлялся с визитами по домам гостеприимных жителей Подмосковья, а после гулял и беседовал с Лизой. Сперва в тайне, затем с позволения отца, благоволившего ее кавалеру, княжна брала Илью за руку и молодые люди гуляли вокруг озера, шептались о всяких глупостях на своей
Это случилось на излете месяца. Сперва никто не обратил внимания на странный гул, который сотряс своды пещеры и быстро утих. Через несколько минут он повторился, уже усиленный, неукротимый, словно рык грозного хищника, готового к атаке. Люди повыскакивали из домов и принялись испуганно оглядываться по сторонам. Земная твердь со всех сторон затряслась и огромный кусок камня совался с потолка, в миг превратив церковь в груду обломков. Затем все снова стихло.
Со всех ног прибежав с прогулки, встревоженные Лиза с Ильей обнаружили старого князя на ступенях храма, склонившегося над сломанным церковным крестом. Стоя на коленях, Воронцов рыдал среди груды камней, вцепившись руками в распятие. Это был крах всех его надежд.
Чудесное появление в городе Ильи, цветущая любовь обожаемой дочери, вдохновенная работа над проектом всей жизни – несколько недель князь был по-настоящему счастлив и в этом счастье каждый день убеждал себя, что все обойдется, обманывал себя и рад был обмануться. Воронцов так неистово поверил в силу своих жарких молитв, словно одна сила этой веры была способна что-то изменить. Но Бог не пришел на выручку – его символ поверженным лежал в пыли, потеряв весь свой блеск. Вместе с ним в обломках остались и последние душевные силы князя. Что-то в нем надломилось и от этого удара оправиться ему было уже не суждено.
Эвакуация города началась в тот же вечер в строгом соответствии с давно составленным планом. Скорбная процессия потянулась по главной улице города к экстренному выходу из пещеры. Каждому были выданы заранее заготовленные
У старого князя был жар. Его мысли путались и сбивались в вереницу несвязанных возгласов: он то спорил с бывшей женой, то настаивал на установлении конституционной монархии, то плакал, до боли сжимая руку дочери. При этом князь наотрез отказывался покидать город и твердил, что не выйдет из пещеры, пока не закончена работа над проектом реформ.
Целую ночь Лиза провела у кровати отца. Она выплакала все слезы и к утру просто неподвижно сидела, склонив голову и прислонившись лбом к руке князя. Илья был рядом. Сердце его разрывалось от боли, но он совершено не знал, чем помочь и не проронил за ночь ни слова. Полицмейстер сидел в углу комнаты и понуро курил одну папиросу за другой. Доктор обеспокоено ходил кругами.
– Елизавета Алексеевна, – раз за разом повторял Карл Иванович, – мы должны уходить, здесь небезопасно. Пещера может обвалиться в любой момент!
– Я никуда не пойду без отца, – чуть слышно шептала та, не поднимая глаз.
– Тимофей Игнатьевич! – восклицал доктор, – ну скажите вы ей! Это безумие! Натуральное безумие!
– Да что говорить, – пожимал плечами полицмейстер, – кажется, утихло теперь. Может и не обвалится. На все воля Божья…
Карл Иванович злился: «Также наши предки и про революцию говорили! И посмотрите, что стало!»
Предпринимая последнюю попытку всех вразумить, доктор взял Лизу за плечи, тряхнул и заглянул прямо в глаза:
– Елизавета Алексеевна! У вашего отца душевное помешательство, он в бреду, не будьте безумны и вы! Я дам ему успокоительное, мы с Тимофеем Игнатьевичем и Ильей Сергеевичем вынесем его на поверхность, на воздух, там он отдохнет и придет в себя. Послушайте же меня, пожалуйста! Внемлите голосу разума!
Конец ознакомительного фрагмента.