Неизвестное путешествие Синдбада
Шрифт:
Маги на скале продолжали творить колдовство. Повинуясь ему, птица Рухх стала кружить над островом, тяжело взмахивая крыльями. Исступлённо закричал старый маг, указывая пальцем на осьминога, и птица Рухх, разразившись громовым клёкотом, от которого все мудрецы попадали без чувств, сложила крылья и ринулась вниз. Осьминог взревел, вздыбил щупальца; птица Рухх увернулась от их удара, вонзила когти в исполинскую тушу и, забив крыльями, вытянула её из воды. Щупальца извивались в воздухе и норовили ударить или оплести могучую птицу, но она крепко держала свою добычу.
Такая тяжкая ноша, как гигантский осьминог, оказалась не под силу
Израненное чудовище лежало, не в состоянии добраться до моря и скрыться в его спасительной глубине. Огромное лоснящееся тело тряслось в предсмертной судороге, щупальца извивались и крушили всё, что им попадалось. Город, на который упал осьминог, и два близлежащих города были полностью снесены их страшными ударами. Жители гибли под обломками зданий, в ужасе бежали в леса, а иные прилипали к присоскам и, не в силах отлипнуть от них, погибали, когда щупальца бились об землю.
Царь острова направил против издыхающего чудовища всю свою армию. Вначале к осьминогу подтащили катапульты и баллисты, и три дня и три ночи беспрерывно метали в него каменные глыбы и заострённые стволы деревьев. Осьминог ревел, бился и тщетно пытался уползти. Наконец его щупальца поникли. Гигантская туша затихла и лишь поводила большими круглыми, как купола мечетей, глазами, время от времени испуская надсадный, полный смертельной муки рёв.
Тогда на полумёртвое чудище взобрались тысячи всадников и принялись колоть его копьями и мечами. А потом на огромной телеге, запряжённой пятьюдесятью мулами, подвезли громадный стальной тесак и, раскачав его на крепких канатах, с размаху вонзили чудовищу в живот. Чёрная кровь хлынула таким могучим потоком, что в нём захлебнулась и погибла вся островная армия. Устремившись к заливу, поток смёл на своём пути четыре города, двадцать деревень, вырвал с корнями целый лес и отравил землю в тех местах, по которым протекал, сделав её безжизненной.
Когда же осьминог окончательно издох и земля вокруг него подсохла, царские слуги проникли в его распоротый живот. Там, среди множества останков проглоченных людей и рыб, рваной парусины, досок и заплесневелых бочек, гнили рыбачьи лодки и целые торговые суда. В их обломках слуги царя нашли сундуки с золотом и драгоценностями, а в одеждах погибших купцов - кошельки, набитые монетами. Царь потирал руки от радости. Доставшаяся ему добыча с лихвой окупила все разрушения, которые осьминог нанёс его острову.
Желудок чудовища представлял собой огромную клоаку, наполненную зловонием и скользкими, топкими останками, в которые при одном неверном шаге можно было погрузиться с головой, как в болотную трясину, и сгинуть навсегда. Люди, направленные сюда искать сокровища, передвигались с большой осторожностью, обвязавшись верёвками, держа фонари и ощупывая дорогу палками. Всё ценное, что попадалось им на пути, они складывали в мешки.
Царский конюх, шедший последним в связке, неожиданно поскользнулся и наверняка потонул бы в отвратительной мешанине полупереваренных останков, если бы не верёвка, которой он был привязан к своим спутникам. Барахтаясь впотьмах
Вернувшись домой, конюх внимательно осмотрел находку. Сосуд был небольшим, но сделанным из золота и довольно увесистым, и конюх решил, что он набит драгоценностями. Дрожащими от нетерпения руками он откупорил его, перевернул и принялся трясти. Но из горлышка, вместо драгоценных камней, выпал человечек с растрёпанной бородой, одетый в полосатый халат и в красные сафьяновые туфли с загнутыми кверху носками.
– Ты кто?
– в страхе спросил конюх, на всякий случай отходя подальше.
– Ты колдун?
Синдбад, ошеломлённый неожиданным освобождением, с не меньшим страхом смотрел на великана, каким казался ему конюх. Первым делом он опустился на колени и вознёс благодарственную молитву Аллаху. Затем обратился к своему освободителю со словами приветствия. Но по лицу великана было видно, что он не понимает ни слова по-арабски. Тогда Синдбад приветствовал его на персидском, на арамейском и на греческом языках. Великан лишь пучил на него глаза и мотал головой.
Убедившись, что человечек не причинит ему вреда, конюх начал думать о том, как с ним поступить. Оставить его в доме было опасно, потому что слух о нём наверняка дойдёт до ушей царя. Тогда придётся признаться, что человечек находился в золотом кувшине, найденном в желудке осьминога.
"За кражу кувшина не сносить мне головы, - подумал конюх.
– Поэтому избавлюсь-ка я от человечка. Утоплю его в море, а кувшин разрежу на куски и продам знакомому ювелиру, чтоб никто ничего не заподозрил".
И он сгрёб Синдбада в кулак и отправился на берег, который находился недалеко от его дома.
Была ночь, по небу мчались тучи, пронзительно выл ветер и большие волны с тяжёлым грохотом набегали на прибрежные скалы. Конюх влез на самую высокую скалу, размахнулся и швырнул несчастного Синдбада далеко в море.
"Человечку ни за что не выжить в такую бурю, - сказал он себе.
– Я совершаю грех перед Богом, но собственная голова дороже".
Оказавшись в бушующем море, Синдбад пришёл в ужас и горько раскаялся в своём желании покинуть тёплый и уютный сосуд. Судьба, направляемая рукой Всевышнего, жестоко испытывала его. Избавив от заточения в сосуде и ниспослав луч надежды, она вновь обрекала его на гибель!
Он поплыл, борясь с волнами, которые казались ему гигантскими. И он ни за что не доплыл бы до берега, если бы ему не подвернулась щепка, которая для маленького Синдбада была целой доской. Он вцепился в неё обеими руками и, закрыв глаза, отдал себя на милость Аллаха.
Щепку с Синдбадом вынесло на берег, но здесь случилась новая беда. По берегу, в поисках выброшенной волнами рыбы, рыскала свора бродячих собак. Мореход закричал в смертельном страхе, увидев над собой громадную оскаленную пасть. Голодный вожак собрался было разорвать его, но тут невесть откуда выскочила невзрачная собачонка, схватила Синдбада и, держа его в зубах, кинулась прочь. Разгневанный вожак бросился за ней, а с ним и вся его изголодавшаяся стая.
Синдбад от ужаса не мог даже стонать. Ветер свистел в его ушах, собачий лай казался ему раскатами грома.