Неизвестные солдаты, кн.1, 2
Шрифт:
За первым танком появился еще один, поменьше, потом четыре бронетранспортера с солдатами. Видны были только их серо-зеленые спины, одинаковые, тесно прижатые одна к другой, как патроны в обойме. Седьмым в колонне снова шел танк. Виктор молча кивнул головой, указал наводчику на эту машину.
Пушка дернулась; выстрел хлестнул негромко, но резко. У танка вылетел каток, и он закружился на месте, будто ввинчиваясь в землю. Лязгнул затвор пушки – снова выстрел. Танк замер, над жалюзи появилась тонкая струйка дыма.
Еще выстрел. Следовавший за танком бронетранспортер резко замедлил
Гул моторов заглушал хлопки пушек, фашисты не понимали, что происходит. И только, когда загорелись два танка, когда остановились три транспортера, когда часто забарабанили пулеметы, немцы начали выпрыгивать из машин. Они кричали дикими голосами, визжали от ужаса, зовя на помощь. У Виктора мороз по коже пробежал от этих нечеловеческих воплей.
Противотанковая пушка продолжала бить по задним машинам.
– Бронебойный! Огонь!.. Бронебойный! – восторженно командовал младший политрук.
В азарте вскакивал во весь рост. Дьяконский дергал его за руку. Наводчик, ощерившись, кричал:
– Ай-яй-яй! Ай-яй-яй!
Заряжающий досылал снаряд; резко клацал затвор.
– На! – кричал наводчик.
Пушка дергалась, выбрасывая пламя. Из казенника вылетала дымящаяся гильза, а наводчик уже подхлестывал, торопил заряжающего:
– Ай-яй-яй! Ай-яй-яй!.. На!
Немцы, прыгавшие из бронетранспортеров, тут же падали под пулями. Немногие успели укрыться в лесу. Противник не вел огня. Только один танк, маячивший за деревьями, послал наугад пяток снарядов, разорвавшихся на болоте.
Виктор думал, что фашисты развернут боевые порядки, пойдут в атаку. Их пехота легко сшибет слабый заслон. Да Дьяконский и не намеревался держаться здесь долго. Его отряд задачу выполнил. Но произошло нечто неожиданное. Немцев было не меньше усиленного батальона. Может быть, и целый полк, растянувшийся на дороге на несколько километров. И вся эта громада начала вдруг пятиться назад. Разворачивались и уползали танки и бронетранспортеры. Они очень скоро исчезли из виду, оставив за собой только клубы пыли, бросив на произвол судьбы раненых и разбежавшихся по лесу солдат. Наблюдатели, снова залезшие с биноклями на сосну, сообщили, что колонна ушла на запад, а километрах в пяти отсюда на окраине деревни видно несколько машин.
– Трусы! – сказал младший политрук. – Это же не вояки, а засранцы. Десять на одного, и то не могут.
– Нет, тут что-то не то, – покачал головой Дьяконский. – Они, товарищ политрук, не глупее нас с вами.
– Но трусливее.
– Нет, – повторил Виктор. – Тут что-то не то.
К нему подбежал сержант, командир взвода, сияющий, весь облепленный болотной грязью. Обнял, стиснул со страшной силой.
– Дали, а? Вот дали так дали!
– Пусти, – отбивался Дьяконский. – Задушишь, медведь мазаный! Как у тебя, все живы?
– Все! Раненых трое! Пленных ловим.
– В лес людей не пускай. Чтобы далеко не отходили. Черт с ними, с этими немцами, нам распыляться нельзя. Верни красноармейцев, – распорядился Дьяконский.
Перед началом боя Виктор не успел доложить Бесстужеву о появлении противника. Но старший лейтенант, заслышав стрельбу, сам расспросил телефониста
– Ну как? – спросил он. Его спокойный голос отрезвляюще подействовал на разгоряченного Виктора.
– Отбили.
– Разведка?
– Моторизованная часть. Наблюдатели насчитали до сотни машин.
В трубке было слышно, что подполковник поперхнулся. Кашлянул, потом спросил:
– Что, совсем ушли?
– Не знаю.
– Какие у них потери?
Дьяконский ждал этого вопроса. Усмехнулся, сказал, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно:
– Три танка, пять бронетранспортеров и до роты пехоты. Трофеи подсчитываем.
Подполковник долго молчал. Потом спросил неуверенно:
– Дьяконский, ты того… не ошибаешься? Сам видел?
– Считал, – ответил Виктор. – По пальцам считал. Да вот они передо мной, разговариваю с вами, а сам смотрю.
– Еду к тебе, – услышал он быстрый ответ.
Дело было нешуточным. На счету полка числилось до сих пор всего два танка, подбитых артиллеристами еще в приграничных боях. А тут сразу уничтожено столько техники и столько пехоты. Конечно, машины и пехоту полк уничтожал и раньше, но результаты боя не приходилось видеть. Получалось так: немцы наступали, полк оборонялся. Покидал рубеж и уходил на новый. Достоверно известны были только свои потери, а немецкие определяли на глазок, примерно. Наверху таким донесениям не больно-то верили.
К месту боя понаехало столько начальства, что красноармейцы начали пошучивать: вот бы с утра такое подкрепление. Старшина Черновод пригнал повозку. Собирал трофейное оружие, сливал в бочку горючее из баков. Из бронетранспортеров достали двенадцать минометов. Подполковник Захаров и капитан Патлюк осматривали подбитые машины, расспрашивали артиллеристов, какие места наиболее уязвимы для снарядов.
Старший политрук Горицвет и прибывший с ним инструктор политотдела армии на месте составили донесение, не отпуская от себя Дьяконского и сержанта-сапера. Виктор знал, что Горицвет недолюбливает его, всегда чувствовал во взгляде старшего политрука подозрительность. А сейчас Горицвет расхваливал Дьяконского, упомянув даже про службу в мирное время и про выход из окружения. Хвалил он и Захарова, и Бесстужева, и весь свой полк.
– Хороших людей вы воспитали, – сказал инструктор. – Сегодня же доложу члену Военного Совета. Вас, Дьяконский, поздравляю от всей души. Спасибо вам. И вам, товарищ сержант, – пожал он руку саперу. – И артиллеристам. Славно поработали, славно, – радовался инструктор. – Я вот корреспондента на вас натравлю. Из центральной газеты. Сегодня же натравлю.
Инструктор был веселый, увлекающийся человек. Он облазил все подбитые машины, сам доставал у убитых немцев документы. Особенно интересовался письмами и дневниками. С ним было хорошо: улыбающийся, шумный, он привез с собой праздничную приподнятость. Так думал Виктор. А на самом деле приподнятое настроение охватило инструктора именно здесь, на поле боя, на которое он попал впервые. И все люди, которые окружали его тут, казались ему смелыми и замечательными.