Неизвестные солдаты
Шрифт:
Брагин, еще более потучневший, тяжело ворочался на траве, устраивался удобней. Лежал на спине, живот горой поднимал подол старой гимнастерки.
— Ты, Иван, не по-государственному рассуждаешь, — утробно басил он. — Сегодня без тебя могут обойтись, а завтра ты позарез нужен. Пока тебя с печки достанешь — дорогое время пройдет. А тут ты, как резерв, под рукой.
— Вам, Егор Дорофеич, видней, конечно, — соглашался Иван. — Только урожай жалко. Богато земля в сей год уродила. Смотрю на поле — и сердце щиплет: управятся ли бабы
— Пойми, Ваня, заваруха сейчас началась очень серьезная. С фашистами в два счета не справишься, война теперь надолго завязалась. Не об урожае думать надо, а о том, как противника побеждать.
— Чего думать? Пошлют — пойдем, прикажут — исполним… Без работы я, Егор Дорофеич, жить не привык. Лежу, а внутри червяк меня гложет. День прошел, а чего я за этот день сделал?
— Лапти сплел.
— Одно утешение…
Ближе к вечеру из барака прибежал старший команды Магомаев. Еще издали закричал:
— Подымайтесь, ребята! На построение!
Выстроились за бараками в четыре шеренги. Иван Булгаков прикинул на глазок: народу тысячи две, а то и больше. Все обтрепанные, грязные (вода была далеко), заросшие волосами, отпустившие бороды. Однако строй держали четко. А когда раздалась команда: «Равняйсь!» — разом, заученно, дернулись вправо головы.
Пришли командиры. Впереди — полный, пожилой полковник с крупным носом и одутловатыми щеками. Осанистый, широкий в поясе и в плечах, под стать Брагину. Только живот поменьше, да ростом пониже. Иван вгляделся и чуть не ахнул: узнал земляка, Степана Ермакова. Не только земляк, но, можно сказать, и родня: отец Ермакова приходился двоюродным братом деду Ивана. Шепнул об этом Егору Дорофеевичу, тот даже рот приоткрыл:
— Ну, брат, лафа тебе!
— Да Ермаков-то и не помнит небось.
— А ты напомни.
Магомаев свирепо глянул на них черными диковатыми глазами. Пришлось замолчать.
— Внимание! — крикнул полковник Ермаков. — Командиры запаса от младших лейтенантов и выше — десять шагов вперед, шагом марш!
Из рядов вышло человек двадцать, в том числе и Магомаев. Полковник останавливался возле каждого. За его спиной писарь, держа в левой руке папку, торопливо записывал.
— Старший лейтенант Филимонов, — представился Ермакову малорослый мужчина в стареньком пиджаке.
— Воевали?
— Ранен на Хасане. Во время финской командовал ротой в запасном полку.
— Примете первый батальон. Идите туда, — показал Ермаков на крайний барак. — Доложите капитану Бабину.
— Слушаюсь.
Полковник подошел к следующему. Посмотрел внимательно: красивое, восточного типа лицо, нос с горбинкой, густые сросшиеся брови.
— Лейтенант Магомаев. На финской командовал стрелковым взводом. Участвовал в штурме Выборга.
— Профессия?
— Преподаватель физики и математики.
— Будет артиллерия — используем. А сейчас назначаю командиром первой роты. Отправляйтесь к Бабину.
Закончив свой обход, полковник
— Старшины, помкомвзводы, командиры отделений, лица со средним и высшим образованием — десять шагов вперед!
На этот раз вышло гораздо больше людей. Опрос их производил теперь не только Ермаков, но и еще два командира. Фронтовиков назначали командирами взводов и старшинами рот. А с образованными, но не имевшими званий, дело было сложнее. Часть из них Ермаков отправлял в связисты, часть — в распоряжение комиссара.
Полковник остановился перед тучным, двухметрового роста мужчиной в гимнастерке без пояса, в новых лаптях. Заросшее щетиной лицо дышало здоровьем.
— Лесничий Брагин, — сказал он. — Окончил лесную академию.
— Не служили?
— Да вот, знаете ли, не довелось.
«Куда его? — снизу вверх смотрел Ермаков. — Лесничий… К лесу привык… В разведку, разве? Не подойдет, тяжел… Лесничий, а живот-то наел вон какой», — неодобрительно подумал Степан Степанович.
— Мне бы по хозяйственной части, товарищ полковник, — басом прогудел Брагин.
— Писарь, пометьте: в распоряжение начальника боепитания.
— Спасибо! — обрадовался Брагин. И, улыбаясь, сообщил: — Мы с вами земляки, товарищ полковник, из Одуевского района.
— Приятно, приятно, — кивнул Ермаков, намереваясь идти дальше, но Брагин, наклонившись, произнес тихо:
— Тут и родственник ваш есть, Булгаков, Иван Дмитриевич.
— Иван Дмитриевич? — морща лоб, вспоминал Ермаков. — А-а-а. Из Стоялова, вероятно. Спасибо, что сказали. Передайте, пусть зайдет ко мне. Завтра вечером…
Иван Булгаков, слышавший этот разговор, чувствовал себя очень неловко. А когда вернулся в строй Брагин, накинулся на него:
— Нехорошо, Егор Дорофеич. За язык вас тянули или как?
— Ладно, ладно, — покровительственно похохатывал Брагин. — Ты это брось, девица непорочная: родня, значит, родня, тут ничего не попишешь.
Полковник Ермаков, закончив обход, направился к бараку, где толпились новоявленные начальники, которые должны были составить каркас его рот и батальонов. Смотрел на эту разношерстную публику и думал невесело: «Что за народ? Какие они?.. Порошина бы сюда, на эти кадры, чтобы на себе эту свежую струю испытал… Бухгалтеры, учителя, служащие… Лесничий этот… Ох, Степан Степанович, хватишь ты горя!»
Как бы там ни было, это теперь его подчиненные, люди его дивизии. И Степан Степанович, вглядываясь в их лица, уже чувствовал к ним какую-то симпатию. С ними ему предстояло жить и, самое главное, — воевать.
А на следующий день Ермаков не без гордости докладывал в штаб округа, что один полк вверенной ему дивизии укомплектован личным составом на восемьдесят процентов, что обмундирование людей и формирование подразделений продолжается.
Несмотря на все увещевания Брагина, Иван Булгаков к полковнику не пошел. Отнекивался: