Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до «Трудно быть богом»: черновики, рукописи, варианты.
Шрифт:
Он кивнул.
— Когда?
— Сегодня. Через три часа.
Она медленно покивала.
— Да, — сказала она. — Вот ты и уезжаешь.
Они помолчали.
— Что ж, — сказала она. — Посидим?
— Давай. Только подожди, я скамейку очищу.
Он сгреб снег со скамейки. Нина сбросила лыжи и села. Он сел рядом и обнял ее за плечи. Она закрыла глаза.
— У меня сегодня весь день все идет кувырком, — сказала она. — Два раза центрифуга в лаборатории ломалась. Мотор у сепаратора перегорел. Как
Она открыла глаза и отстранилась от него.
— Ну ладно, — сказала она. — Рассказывай.
— Да что рассказывать, — сказал он и вздохнул.
— Не лицемерь, пожалуйста, — сказала она быстро. — Я же отлично знаю, что тебе хочется ехать.
— Я не лицемерю.
— Нет, ты лицемеришь. Ты притворяешься, как подлый Ахав.
— Кто это — Ахав?
— Понятия не имею, — сказала она и отвернулась. — Все равно, ты пять лет ждал этого дня, и нечего притворяться.
Ему показалось, что она вот-вот расплачется, и он испугался.
— Ниночка, — сказал он. — Я совсем не притворяюсь. Мне действительно тяжело, что мы с тобой не увидимся теперь год, а то и больше.
— Вот именно. — Она снова повернулась к нему, и он увидел, что она и не думает плакать. — Ничего, — сказала она спокойно. — Через год ты вернешься, и мы увидимся. Так что ты не огорчайся.
— И я вообще никогда не притворяюсь, — сказал он. — Ты могла бы заметить это за три года.
— Ну конечно, я заметила, — сказала она. — Не сердись. — Она обхватила его шею, притянула его голову к себе и поцеловала в щеку. — Просто мне показалось, что ты рад удрать от меня.
— Глупости, — растерянно сказал он.
— Ну конечно, глупости, — сказала она. — Ладно, рассказывай.
— Что?
— Все. Во-первых, куда ты едешь.
— В Мирза-Чарле.
Она наморщила лоб.
— Что это?
— Базовый ракетодром. В Казахстане.
Она вытянула руку и раскрыла ладонь. Снежинки опускались на маленькую розовую ладонь, таяли и распадались на мельчайшие капли.
— Ну? — сказала она.
— Что?
— Рассказывай дальше. Не собираешься же ты весь год сидеть в Казахстане.
Он развел руками.
— Больше я ничего не знаю.
— Не может быть, — убежденно сказала она.
— Правда, Ни.
— Не верю. Ты ведь получил назначение?
— Получил.
— И не знаешь, куда полетишь?
— Правда не знаю, Ни.
Она сцепила пальцы и сунула руки между колен.
— Ты морочишь мне голову, инженер.
Он принялся обстоятельно объяснять. Да, он получил назначение. Так называемое общее назначение. Школа распределяет выпускников по ракетодромам. Он, например, откомандирован в распоряжение базового ракетодрома в Мирза-Чарле.
А уж ракетодром даст ему конкретное назначение. Так всегда делается, потому что данные о вакансиях собираются у начальников ракетодромов.
— Пакет? — переспросила она. Она слушала очень внимательно.
— Пакет с документами. Командировочное предписание, характеристики, медицинская книжка… все такое.
— Чепуха какая, — пробормотала она.
Он пожал плечами.
— Так всегда делается.
Они снова помолчали. Потом она спросила, глядя в сторону:
— Ты куда мечтаешь попасть?
Он удивился. Странно, подумал он. А мы ведь ни разу не говорили об этом. За все три года ни разу. Он небрежно махнул рукой.
— А, — сказал он. — Это решительно всё равно. Лет через несколько я буду звездолетчиком. А сейчас это неважно. Не все ли равно, где проходить стажировку? В межзвездные стажеров не берут. Даже в исследовательские межпланетные не берут.
— Куда же тебя могут взять?
— На лунную трассу, например. — Он подумал. — Или вот иногда берут стажеров на трансмарсианские рейсовики. Буду возить людей, продовольствие. Это интереснее. Хотя у них обычно очень длительные рейсы. Лучше уж стажироваться на лунниках. Раз в месяц недельный отпуск, а стаж все равно идет.
И мы сможем часто видеться.
— Тоже неплохо, — сказала она, невнятно усмехаясь.
Он, улыбаясь, смотрел на темнеющий за снежной пеленой лес.
— А потом я добьюсь, чтобы меня взяли борт-инженером в межзвездную. Может быть, в первую экспедицию к Проксиме. Или к УВ Кита. Вот тогда начнется настоящая жизнь.
Она вдруг встала и сказала:
— Давай танцевать.
Он изумленно взглянул на нее, поглядел под ноги и сказал с сомнением:
— Ну… давай, если хочешь…
— Последний танец, — сказала она. — Приглашают дамы.
Он достал из кармана приемник и повертел верньер. Он поймал какой-то радиомаяк и поставил приемник на скамейку. Передавали медленный вальс. Они встали, и он обнял ее за талию.
Они начали танцевать, проваливаясь в снег, но снег был рыхлый и пушистый, а танец медленный, и танцевать было можно. Нина уткнулась лбом в его плечо, и ему опять показалось, что она едва удерживается от слез.
— У нас сегодня был случай… — торопливо сказал он.
— Ну? — сказала она ему в плечо.
— Ни, ты плачешь?
Она подняла лицо. Она не плакала.
— С чего ты взял?
— Мне показалось, — мрачно сказал он.
Они остановились.
— Почему все-таки ты решил, что я плачу? — спросила она.
— Я не решил. Я же говорю… мне показалось.
— Но почему? Слезы расставания, да? Ариадна брошенная. Любезный друг сделал ей амур и уплыл, видишь парус?
Он молча смотрел на нее сверху вниз.
— Ох, — сказала она. — Давай лучше сядем. Терпеть не могу задирать голову.