Неизвестные тайны России
Шрифт:
После доделки квартиры «под себя», переезда и расстановки вещей наступает момент, когда вообще ничего не хочется делать. И чем-то заниматься тоже не хочется.
У женщин лекарством от хандры является поход по магазинам ни за чем. Мужчины начинают разбирать свой инструментальный ящик. Перебирая отвертки, вспомнил, что необходимо укрепить шурупы в дверце письменного стола. Естественно, натолкнулся на найденную рукопись, которую от нечего делать решил посмотреть. Шурупы подождут.
Судя по бумаге и почерку, писал иностранец, вероятно, свинцовым карандашом, что указывает,
Признаться, сначала у меня не хватало интеллекта, чтобы понять, о какой стране идет речь. Рассортировав листы, я углубился в чтение, которое было прервано настойчивыми требованиями жены, ложиться спать. Я читал и не верил своим глазам. Судя по всему, мне достался документ, относящийся к XVI веку.
Яков Пфеффер
«Мое имя есть Яков Пфеффер. По приказу епископа Геттингенского я приехал в страну Россию из Германии для просвещения варваров, которые метались от одной религии к другой и не знали никаких основ цивилизации.
Я по профессии есть просветитель и записыватель всех происходящих исторических событий. В России тоже есть записыватели, но их почему-то зазывают летописцами. Лето записать нельзя. Также нельзя записать осень. Записыватель, по-немецки гешрайбер, дает очень точное определение моей профессии.
Россия — это огромная страна, заполненная дремучими лесами, в которых живут дикие люди и водятся огромные медведи, от которых произошли Россияне.
Я приехал в Россию в последние годы царствования Великого князя Иоанна III. В это время и произошло то, из-за чего я не могу вернуться на свою родину, так как меня будут пытать в святой инквизиции, добиваясь правды и очищая меня от связей с Сатаной.
Я не могу покинуть и княжеский двор, так как я один являюсь поверенным в великой тайне, и любая моя попытка даже высказать намерение к возвращению приведет меня на плаху, где палач огромным топором четвертует мое тело. А до этого меня будут долго пытать, чтобы убедиться в том, что тайна сохранена или передана мною кому-либо. Смерть меня ждет потому, что тайна, доверенная человеку, уже не является тайной. А тайна вообще не может быть тайной, так как то, о чем я говорю, существует и мне придется давать новому государю объяснение по ее существу.
Я живой человек и не в моих силах уносить тайну в могилу. Человек должен оставить какой-то след после своей жизни. Пусть этим следом будет эта тайна, которая мне не принадлежит, но и дорожить ею я не намерен, потому что она лишила меня родины и родных мне людей, обрекла на жизнь среди диких людей, которые и мне стали родными, но непонятными и враждебными.
В древние времена у фригийского царя Мидаса выросли ослиные уши. Невежда в музыке он взялся судить музыкальный турнир между Аполлоном и Паном и присудил победу Пану. За это Аполлон и подарил ему уши осла. С сильным не судись.
Знающий об этом придворный брадобрей не мог ходить с этой тайной, не поделившись с кем-нибудь. Тогда он уединился на озере и несколько раз произнес, что у царя Мидаса ослиные уши. Его услышал тростник,
То же самое происходит и со мной. Я поделюсь своей тайной с бумагой, а она может рассказать, а, может, и не рассказать эту тайну. Но зато мое сердце будет спокойно.
Прежде чем сообщить о существе этой тайны, мне нужно рассказать о царствовании Иоанна III, потому что без этого никто не поверит в существование тайны, могущей перевернуть историческую судьбу России.
Князь Иоанн Васильевич двенадцати лет от роду сочетался браком с Мариею, Тверскою княжною. На восемнадцатом году жизни имел сына, именем также Иоанна. На двадцать втором году жизни сделался государем российским.
По рассказам дворовых людей, в лета пылкого юношества он изъявлял осторожность, свойственную умам зрелым, опытным, а ему природную. Не любил дерзкой отважности — ждал случая, избирал время. Не устремлялся к цели быстро, но двигался к ней размеренными шагами, опасаясь равно и легкомысленной горячности, и несправедливости, уважая общее мнение и правила века. Назначенный судьбою восстановить единодержавие в России, он предпринял великое дело подчинения новогородцев.
Новогородцы еще были за Москвою, но сомневаясь в твердости Иоаннова характера, они вздумали быть смелыми и унизить гордость Москвы, восстановить древние права своей вольности, утраченные излишнею уступчивостью их отцов и дедов.
С сим намерением они приступили к делу. Захватили многие доходы, земли и воды княжеские. Взяли с жителей присягу только именем Новагорода, презирали Иоанновых наместников и послов. Властию Веча брали знатных людей под стражу на городище, месте, не подлежащем народной управе, и делали обиды москвитянам.
Государь несколько раз требовал от них удовлетворения, а они молчали. Вдова бывшего посадника новагородского Исаака Борецкого по имени Марфа предприняла попытки решить судьбы отечества.
Сия гордая жена хотела освободить Новгород от власти Иоанновой и выйти замуж за какого-нибудь вельможу литовского, чтобы вместе с ним господствовать над своим отечеством. Многочисленное посольство отправилось в Литву с богатыми дарами и с предложением, чтобы князь литовский Казимир был главою новогородской державы на основании древних уставов ее гражданской свободы. Казимир принял все условия.
И так сей народ легкомысленный еще желал мира с Москвою и думал, что Иоанн устрашится Литвы, не захочет кровопролития и малодушно отступится от древнейшего княжества Российского.
Никакие увещевания государя российского не действовали на новагородцев. Тогда Иоанн произнес решительное слово «да будет война!»
И началось страшное опустошение. С одной стороны, воевода Холмский и рать великокняжеская, с другой псковитяне, вступив в землю Новгородскую, истребляли все огнем и мечом. Дым, пламя, кровавые реки, стон и вопль от востока и запада неслися к берегам Ильменя. Москвитяне изъявляли остервенение неописанное. Новогородцы-изменники казались им хуже татар. Не было пощады ни бедным земледельцам, ни женщинам.