Неизвестный Алексеев. Том 3: Неизданная проза Геннадия Алексеева
Шрифт:
– Зря вы расстраиваетесь, – произнес директор, – ведь я же директор, и мое поведение вполне объяснимо. Извините.
10.7
Сегодня утром моя птица была сердита. Полчаса она твердила: «Черт побери! Черт побери! Черт побери!» Но после успокоилась и стала снова говорить «пожалуйста».
Как заправский курортник, в семь утра я поплелся на пляж у Массандры. Вспомнив, что не позавтракал, зашел в чебуречную, взял кружку пива и «шашлык из цыплят второй категории».
К пивной стойке подошел мужчина в зимних шерстяных брюках и нейлоновой безрукавке.
– Какое
– Чешское, – ответила продавщица.
– В рот не беру чешское пиво! – громко и с пафосом произнес безрукавник, после чего он с гордым видом покинул чебуречную.
О, этот непобедимый русский патриотизм! Лучшему в Европе чешскому пиву истинно русский человек предпочитает далеко не первоклассное, но зато свое родное, «жигулевское».
В половине девятого на пляже негде было и вишне упасть, не то что яблоку. Пробираясь к воде, едва не перешагиваю через распростершихся в соблазнительных позах бесчисленных Психей и Афродит. Некоторые из них лежат на животе, расстегнув лямочки лифчиков, чтобы на спине при загаре не осталось белых полосок. Они выглядят вовсе обнаженными и доступными.
Диктор спасательной станции вещает:
– Товарищи, будьте вежливы и великодушны! При таком скоплении народу все может случиться. Не лезьте, пожалуйста, в бутылку из-за пустяков – у нее узкое горлышко. Вылезти из нее будет трудно. Сейчас температура воздуха плюс двадцать семь градусов. Температура воды плюс двадцать и пять десятых. Товарищи мужчины, не курите на пляже, не загрязняйте свежий морской воздух, не заставляйте находящихся рядом отдыхающих дышать табачным дымом!
К одиннадцати часам на пляже стало невыносимо жарко. Я оделся, вышел на шоссе и двинулся к новой интуристовской гостинице, воздвигнутой у массандровского парка. Полюбовавшись бассейнами, фонтанами, декоративными вазами и скульптурами, которые со всех сторон окружают здание, я нерешительно приближался к главному входу (поглядеть бы на интерьеры!). У дверей стояли швейцар в форменной тужурке и милиционер с пистолетом на боку. Над дверью по-русски было написано: «Вход только по пропускам». Постояв, я повернул обратно. И то сказать – простому советскому литератору совсем необязательно бывать там, где живут иностранные туристы.
Когда я уезжал в Крым, родственники и знакомые советовали мне: «Отключись от всего, не думай ни о чем, позабудь обо всем. Просто отдыхай и наслаждайся жизнью». Стараюсь отключиться, не думать и позабыть. Иногда это мне удается. За десять дней курортной жизни со мной никто не разговаривал о литературе, что явно способствует моему душевному покою.
Половина второго ночи. В саду под моим балконом завывают кошки. Их много в нашей обители. Вчера я видел их всех сразу. Они сидели кружком у входа в дирекцию и молча глядели друг на друга. С ними был серенький котенок. Правда, он не сидел, как взрослые, а прыгал и ловил какого-то жучка. Я сосчитал: кошек было семь штук. Котенок был восьмым.
Наши литераторские кошки не тощие, как все прочие их крымские соплеменницы. Они питаются объедками с писательских столов и, видимо, проявляют свойственную им неблагодарность и по ночам будят писателей жутким воем.
11.7
Сколько поэзии в смене времен жизни! Как и в природе: весна, лето, осень, зима. Гляжу на себя в зеркале и умиляюсь – я еще ничего себе мужичонка! Есть даже некая матерость в моем облике, та самая, которая нравится женщинам. Мой нынешний месяц – август, быть может, его конец. Борода моя уже седеет.
С недоумением вспоминаю себя ребенком, отроком, юношей, тридцатилетним мужчиной. Разве все это был я?
Встреча с женой и дочерью в Алупке, у Воронцовского дворца. Прогулка по парку. Наш гид – Аня Г. Неподвижное, таинственное, как бы из потустороннего мира Верхнее озеро среди мрачных темно-серых скал. «Большой хаос». На его каменных глыбах памятные надписи любителей крымской природы: «Здесь были А. Демьяненко и С. Кривцов из Уфы», «Я люблю тебя, Нина. Г. Иванов. 1978 г.» и тому подобное. Два плечистых парня в джинсах, смеясь от удовольствия, разбивают о камни водочные бутылки. Осколки брызгами разлетаются во все стороны. Библиотека дворца. Старинные фолианты в кожаных переплетах. Огромные глобусы восемнадцатого столетия. Острый, удушливый запах старой бумаги и кожи. Аня говорит, что от этого запаха болит голова и выступает сыпь на губах.
Последним вечерним катером уезжаю в Ялту.
Снова ночная панорама крымского побережья. Катер подплывает к Ласточкиному гнезду. Окна бутафорского замка, торчащего на вершине скалы, светятся розовым светом. Вдали мерцают разноцветные огни Ялты, похожие на скопление звезд в глубине вселенной.
12.7
Никитский ботанический сад. Бамбуковые рощи, земляничные деревья, секвойи, алтайские кедры, веерные пальмы, причудливые кактусы, золотые рыбки в бассейнах.
Возвращение домой. Катер сопровождают чайки, выпрашивая у пассажиров что-нибудь съестное. Они летят совсем рядом, плавно, но энергично махая своими длинными крыльями. Кто-то бросает в воду печенье. Одна из чаек камнем падает вниз, хватает клювом добычу, тут же ее проглатывает и легко догоняет медлительный катер.
Зрелище чаек вдруг перенесло меня в иную плоскость бытия. Жгучая нежданная печаль сжала сердце.
Отчего? Вокруг по-прежнему все было прекрасно, вокруг, как и прежде, был рай: небо было голубое, море было синее, горы были великолепны, и ничто не угрожало красоте, в которую я был погружен.
Какая-то тень вдруг упала на душу, когда она безмятежно блаженствовала под солнцем.
Полдень. Термометр показывает 33 градуса в тени. По ялтинской набережной в толпе полуголых курортников степенно движутся люди в темных шерстяных костюмах, в высоких сапогах и в шапках-ушанках на головах. Они улыбаются.
Что это? Съемка кинофильма? Нашли где снимать зимние кадры!
Нет, просто это среднеазиатские пастухи приехали на отдых в знаменитую Ялту. Им дали путевки за высокие показатели прироста поголовья овец. А для Средней Азии плюс 33 в июле – сущая холодина. Кроме того, эти люди сызмальства привыкли ходить и зимой, и летом в одной и той же одежде. Так им удобнее.
Вечер. Откуда-то доносится голос Шаляпина (пластинка со старой записью). Шаляпин неоднократно бывал в Крыму, пел здесь, и ему рукоплескали. И вот он снова поет, и голос его разносится над вечерней Ялтой, над морем и отдается эхом в ближних горных ущельях. Это и есть бессмертие.
Крым сейчас является областью Украины, но украинская речь здесь не звучит. Все украинцы говорят по-русски, хотя и с украинским акцентом (мягкое «г», растягивание гласных, «шо» вместо «что», «тикай» вместо «уходи»). Впрочем, и в Киеве, помнится, на улицах почти никто не объяснялся по-украински. При этом, как ни странно, украинцы не лишены чувства национальной гордости и любят противопоставлять себя москалям.