Неизвестный Бондарчук. Планета гения
Шрифт:
Всё-таки над ним довлела его слава, лимитировал его социальный статус, отягощали регалии: Народный артист, Ленинская премия, ордена. Он был моделью советского человека, моделью советского образца во всех смыслах: из простого народа, прошёл войну, получил самые высокие награды государства, депутат Верховного Совета, делегат всех съездов. Его общественное положение накладывало на него определенные обязательства. Ведь, если вдуматься, жизнь тогда была страшная! И в этой жизни надо было постоянно выживать, и, главное – беречь свою индивидуальность. Очень мало людей, у которых в то время хватило духа не сломаться, не искорёжить себя, сохранить свою индивидуальность. Правда, у многих «творцов» индивидуальности не было,
…Летом 1971 года наша картина участвовала в конкурсе Международного кинофестиваля в Сан-Себастьяне. Меня на фестиваль не пустили, у меня тогда жена была француженка, я ездил за границу по другим поводам, а как режиссёр, представляющий киноискусство своей страны, стал невыездным. Гуляю по ночной Москве, останавливаюсь у газетного стенда и читаю маленькую заметку корреспондента из Испании: советский фильм «Дядя Ваня» получил высшую награду фестиваля – «Серебряную раковину» [16] . И дальше я уже не шёл – летел. Правда, на лету переживал: за что же меня-то лишили заслуженного мною праздника? И уже тогда мечтал уехать…
16
Также фильм «Дядя Ваня» удостоен приза «Серебряная сирена» на фестивале Советских фильмов в Сорренто (1972 г.) и Серебряной медали на Международном кинофестивале в Милане (1974 г.).
Я уже жил в США и считался невозвращенцем, он приехал с делегацией, встретились мы с ним. Поглядывал на меня с осторожностью:
– Да-а… как ты тут живешь…
Чувствовалось некое напряжение, хотя разговаривали, как и прежде, начистоту.
Потом мы встретились на кинофестивале в Каннах. Он приехал с «Борисом Годуновым», я показывал «Поезд-беглец». Посмотрел мой фильм, слышу родное бурчание:
– У-у-у! Ты снял картину – будь здоров! Ух, хитрый какой, я знаю, про что ты снял кино.
– Про что, Серёжа?
– В фильме-то у тебя из тюрьмы бегут. Это же ты про себя, про то, как убежал из Советского Союза на свободу.
– Какой же ты все-таки умный.
– Ну, ты силён! Прекрасно…
А я… уж вовсе не тот здоровяк двадцати шести лет от роду, который (признаюсь) плакал над томом Толстого и мечтал сыграть Пьера Безухова, теперь уж человек вполне зрелый, много чего испытавший, кое-чего и достигший… я опять посмотрел на него снизу вверх. Как всегда – с обожанием.
Николай Бурляев,
народный артист России
Около 50 ролей в кино. Среди них – в фильмах: «Иваново детство», «Вступление», «Андрей Рублёв», «Служили два товарища», «Мама вышла замуж», «Семейное счастье», «Игрок», «Маленькие трагедии», «Военно-полевой роман», «Чужая жена и муж под кроватью», «Мастер и Маргарита», «Адмиралъ». Режиссёр фильмов «Лермонтов», «Всё впереди».
Быть первым на Руси – тяжёлый крест
В 1975 году выпускники режиссёрского факультета ВГИКа Наталья Бондарчук, Игорь Хуциев и я сняли дипломные работы – каждый экранизировал по новелле из романа «Пошехонская старина» (моя называлась «Ванька Каин») и соединили их в общий фильм. Закадровый текст от автора мы попросили прочитать Сергея Фёдоровича Бондарчука. И Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин в нашем фильме зазвучал гипнотическим голосом великого артиста. Потом он пришёл посмотреть завершённый фильм. Как сейчас вижу: маленький просмотровый зал «Мосфильма», его на первом ряду, нашу трепещущую троицу – за ним. Фильм окончился, зажёгся свет. Пауза. Мы, в ожидании, замерли. Наконец, он обернулся, взял меня за руку, и так протяжно, и утвердительно сказал:
– А ты режиссёр.
Я был
Ещё живу с его взглядом, обращённым на меня…
…1963 год, «Мосфильм». Иду по длиннющему студийному коридору и вижу – на меня надвигается кавалькада. В центре кавалькады две фигуры – Бондарчук и министр культуры СССР Фурцева. Неумолимо, как на дуэли, сближаемся. Вот они уже в метре, хочу скрыться, но коридор узок, некуда деться…
Бондарчук улыбается мне, манит рукой. Раз подзывает, не убегать же, подхожу, пожимаю протянутую Бондарчуком руку.
– Вот он, – кивает Фурцевой на меня, – наш Коля Бурляев, герой «Иванова детства».
Фурцева протягивает руку, пожимаю, слов её не слышу. Процессия удаляется. А я, счастливый, ошеломлённый, бреду по коридору: «Надо же, я известен самому Бондарчуку!»
Тогда я впервые увидел, точнее, распознал его взгляд – сердечный, уважительный, заинтересованный. С тех пор такие его глаза и светят мне всю жизнь.
Годы спустя судьбе было угодно, чтобы я соединил свою жизнь с его старшей дочерью Натальей. Наши отношения приобрели родственный оттенок и укреплялись. А я всё равно постоянно думал, отчего у нас такая сильная тяга друг к другу? Да – я зять, но наша связь выше, он относится ко мне по-особенному любовно, мы абсолютно понимаем друг друга. В 1998 году, через четыре года после его ухода, Кинофорум «Золотой Витязь» плыл на теплоходе по Днепру. Пройдя Запорожье, родину моих предков, запорожских казаков, мы через час-другой подошли к Херсонской области и посетили родину Сергея Фёдоровича, село Белозёрка. И здесь меня осенило: Боже! Да ведь мы – земляки. Всего-то в нескольких десятках километров друг от друга жили наши вольные прадеды. Мы из одного места земли, от одних корней. Нас породнила земля.
Бондарчук… Произносишь эту фамилию – и сознание рисует образ кинематографического исполина: всегда красивого и элегантного, окружённого недосягаемым ореолом избранника, баловня судьбы, казалось, рождённого для жизни на творческом и общественном Олимпе. Безусловный лидер, авторитет. Открывающий любые двери, народный СССР, лауреат, депутат Верховного Совета, Герой Соцтруда, профессор, Оскароносец, свободно колесящий по миру, снимающий всё, что пожелает, и даже за границей. Разве «стая» могла ему это простить?..
Он начал снимать «Войну и мир», и завистливая кинематографическая и околокиношная клоака закопошилась, зашипела, начала оттачивать жало и накапливать яд. Весь период подготовки, создания и проката «Войны и мира» сопровождался закулисными кривотолками.
Близкие люди – друзья, старшие коллеги, слову которых я доверял, вливали мне в уши, что «Война и мир» – полный провал Бондарчука. И я поверил! И не торопился смотреть картину. И Наталье те же близкие нашёптывали то же самое, и так отравили, что дочь много лет не видела картину отца. Мы посмотрели её вместе первый раз в жизни по телевизору, все серии подряд. Через 25 лет после выхода. И были потрясены величием кинематографического подвига Сергея Фёдоровича.
Конгениальная, классическая киноверсия толстовского романа! Великая режиссура мастера, которому подвластны не только эпический, надмирный охват глобальной массовости и баталий (охват, который, я уверен, никогда не превзойдет ни один режиссёр в мире), но и филигранное, тончайшее по психологизму крупноплановое творчество. Феноменальное соединение макро и микро: космический полёт духа и погружение в глубины тончайших движений души; слияние и гармоничное взаимодействие светлого разума и доброго сердца художника, исполненного любви к человеку и всему сущему на земле; жадное впитывание и переплавление в себе сокровищ русской и мировой культуры, созидательное творчество во славу Господа и человека; любовь и служение своему Отечеству – вот слагаемые гения Бондарчука.