Неизвестный фактор (Романы)
Шрифт:
День был долгим и трудным. В бело-сером мире Дискан не встретил ни одного живого существа, кроме одной или двух стай птиц высоко в небе над болотами. На снегу виднелись следы, но они принадлежали не мохнатым и определенно оставлены не сапогами инопланетников. Однако он держался укрытий, а открытые участки пересекал с осторожностью человека, за которым идут преследователи.
В конце дня он из скрытого наблюдательного пункта разглядывал долину с убежищем. Посреди поля носом в небо стоял корабль. Его очертания не очень отличались от стройных правительственных космических кораблей, которые Дискан видел много
Не очень большой корабль. Дискан пытался определить численность экипажа, но он мало что знает о кораблях, а джеки могли посадить в грузовые трюмы много своих бойцов. Лучше не гадать, а готовиться к худшему.
Еще одно — передача из убежища больше не звучит. Возможно, вернувшись, джеки отключили ее. Он не сможет в этом убедиться, пока не проберется на другую сторону долины. И наступающие сумерки ему в этом помогут.
Невозможность какого-либо успеха мертвым грузом лежала на его плечах, затуманивала сознание. Дискан и раньше никогда не был импровизатором и не умел быстро соображать, у него не было никакой надежды на то, что сейчас такая способность неожиданно возникнет. Единственная возможность — идти вдоль стены долины и смотреть, что покажется возле убежища.
Если он раньше и был осторожен, то теперь изнеможение было таким, что он дважды падал, и оба раза подолгу лежал, опасаясь сам не зная чего. Всякий раз как он решался взглянуть на корабль, там не было никаких перемен, никаких признаков деятельности. Снег намело у основания трапа, снег заполнил углубления, которые могли быть отпечатками сапог; эти отпечатки вели примерно в сторону убежища. Если снег собирается здесь и не тает, значит, корабль приземлился достаточно давно и земля остыла от огня тормозящих ракетных двигателей.
Сумерки сгущались, и Дискан пошел быстрей. В темноте трудно идти по неровной поверхности. Но снова пошел густой снег, и если он сумеет добраться до более ровной части долины, снег скроет его передвижение. Кое-как ему удалось спуститься. Никаких огней. Возможно, джеки в корабле или бродят по Кскоталу. Дискан надеялся на последнее.
Он увидел свечение стен убежища — значит, его не размонтировали. Но теперь нужно раздобыть содержимое, не вызвав подозрений. Но если внутри кто-то есть и он просто войдет... Вся эта затея была совершенно безнадежна. Но сидеть здесь за кустом, когда снег облепляет, а ветер медленно остужает кровь, тоже не выход. Что-то внутри Дискана упрямо не позволяло согласиться с отступлением.
И вот он стал обходить убежище, постепенно приближаясь к нему. Никаких следов — значит, за последнее время никто не приходил. Вероятно, он может просто войти внутрь... Ноги у него застыли, сапоги, которые в начале пути казались такими удобными, оказались непригодными для сугробов. А пальцы рук такие холодные, что приходилось совать их под мышки, чтобы вернуть к жизни.
И вот он против входа. Поднял онемевшую руку, коснулся поверхности полушария, готовый активировать замок.
— Джав тилтмис люр?..
Снег заглушил шаги подошедшего. Дискан вздрогнул: ему на плечо легла рука. Говорящий был с ним примерно одного роста. Шок, замедливший мыслительные процессы Дискана, длился чуть дольше обычного. Он
Слишком поздно — здесь еще двое, и оба лицом к нему. Дискан отскочил назад и наткнулся на того, кто его втолкнул. Он слишком медлителен и неуклюж. Прежде чем его плохо направленный удар смог попасть в цель, он сам получил удар, нанесенный с уверенностью и мастерством. Свет, комната, весь мир — все для Дискана исчезло.
Он плавает в море, легко и приятно. Откуда-то слышатся звуки, вначале успокаивающие, как ропот волн. Но вот тревожная дрожь нарушила удовлетворенность, сотрясла его. Слова... кто-то говорит. И почему-то очень важно, чтобы Дискан понял, что означают эти слова и кто говорит. Он начал сосредоточиваться, с усилиями, которые очень трудно поддерживать, пытался отделить одно слово от другого.
— ...приземлился в болото и затонул. Я выбрался на берег... на скалы. Было очень холодно, и была ночь. Там, где упал корабль и скатился в грязь, горел огонь...
Это... так оно и было! Корабль разбился... и он выбрался на берег, к скалам, смотрел на огонь и хотел согреться. Все так и было! Он Дискан Фентресс, который сбежал с Ваанчарда и с помощью украденного диска приземлился на Мимире. Но кто может все это знать? Потому что голос продолжал звучать, подробно описывая происходившее... не только что происходило, но и о чем он тогда думал. И кто все это знает? Дискан Фентресс знает. Тревожная рябь перешла в жестокие уколы страха. Это его голос, это он продолжает быстро говорить, не по своей воле, только память диктует эти слова.
Но как это возможно? Не он направляет этот поток слов. В сущности, его сознание не говорит, а слушает. Он никак не может управлять этим процессом.
Сыворотка правды! Или прибор, заставляющий говорить! Он под действием того или другого. И будет продолжать описывать мельчайшие подробности всякому, кто его слушает, не сможет ничего упустить из происшествий последних нескольких дней. А это значит, что те, кто его слушает, узнают о бегстве из Кскотала и о том месте, где сейчас Джула и Зим-гральд, — узнают так же верно, как если бы он взял врагов за руку и привел к нужному месту. Они могут выслушать его рассказ о первых часах пребывания на Мимире, не требуя никаких подробностей. Но Дискан не сомневался, что они шаг за шагом проведут его по развалинам и машина заставит его припомнить такие подробности, которые он сам не сознавал. И он ничего не может с этим сделать — ничего! Он будет беспомощно лежать и слушать, как предает тех, кто в него верит.
Монотонный голос продолжал звучать, этот голос не принадлежит ему, и Дискан попытался думать. Его контролируют так, как контролировал в космическом порту робот-сторож, — пока он не устроил этому сторожу короткое замыкание.
Дискан подумал о своих пальцах. Двигайтесь... двигайтесь, пальцы! Если он сумеет ими пошевелить, у него еще есть надежда... Но тело не повиновалось его приказам. Он даже не мог открыть глаза, чтобы посмотреть, где лежит, кто слушает его болтовню.
Бесполезно — он в их власти! Могут полностью его использовать, а после этого не так уж важно, что они с ним сделают. Отчаяние заставило его снова искать забвения, беспамятства.