Неизвестный Гитлер
Шрифт:
Характер темной духовности носили, конечно, и невероятные по силе вспышки гнева Гитлера. Министр иностранных дел вспоминал позднее: «В период войны он однажды сказал мне откровенно: «Знаете, Риббентроп, иногда я просто не могу контролировать себя». И тут Гитлер «копировал» Вагнера. «… малейшее противоречие вызывало у него неслыханный гнев. Это были прыжки тигра, вой фавна. Он метался по комнате как лев в клетке, его голос становился гортанным, жалящие направо и налево слова раздавались как рев».
В общем, оба бесновались. Только скакали они скорее не как львы, а как обезьяны, теряя человеческое обличие. «Обезьяна Бога» была
И еще из Риббентропа: «Несмотря на то, что я провел с ним много времени, никогда в течение всех тех лет я не узнал его лучше, чем при… первой встрече. Он был неописуемо далек от всех… Однажды он сказал мне, что всегда перед принятием важных решений (обычно ночью), на него сходило состояние гипнотической уверенности, и благодаря этому он точно знал, что ему надлежит делать, чтобы исполнить свой долг».
Синдром множественной личности родственен синдрому Кандинского-Клерамбо. «Бессознательное» авторство Ницше или Юнга отнюдь не уникально. Известен эффект психического автоматизма, когда пишущая рука действует независимо от сознания человека.
Например, по поводу романа «Страдания юного Вертера» Гёте вспоминал: «Так как я написал эту книжку почти бессознательно, точно лунатик, то я сам удивился, прочтя ее».
Мы уже упоминали, что было какое-то раздвоение и у Гёте. Он говорил: «Что касается меня, то я, при разнообразных свойствах своего существа, не могу удовлетвориться одним образом мышления».
Гёте, конечно, не ведомо было представление о духовной брани, о котором говорит преподобный Силуан Афонский: «Ум с умом борется — наш ум с умом врага». Гёте, похоже, даже гордился своим инфернальным качеством.
Триумф чьей-то воли
Посмотрев фильм Лени Рифеншталь «Триумф воли», некоторые немцы стали называть национал-социализм «миром, где воля есть — ума не надо».
Биографы Гитлера отмечают не просто мечтательность, но и безволие, которыми он отличался первую половину жизни. Да и на вершине власти фюрер иногда настолько боялся принять решение, что, измученный, полагался на волю случая. Порой — решал вопрос с помощью подброшенный монетки. В эти часы и дни силы словно совсем оставляли его. Откуда же они накатывали порой с новой силой? Откуда бралась несгибаемая воля?
В учебнике «Судебная психиатрия» читаем: «К волевым нарушениям можно отнести импульсивные состояния, характеризующиеся возникновением непреодолимых или трудно преодолимых побуждений к совершению тех или иных действий, без предварительного решения. Принято выделять несколько импульсивных состояний: катонические импульсивные действия чаще всего носят характер бессмысленных, немотивированных, агрессивных и разрушительных актов. Часто больными это переживается как подчинение чужой воле…»
(Нечто подобное описывает и современный этнограф В. Харитонова: «Когда на колдуна «накатывает», он сохраняет сознание, но воля его целиком подчиняется нечистой силе. Сопротивление ей может закончиться смертью колдуна. Старик-колдун выдавал замуж внучку. Ему жаль было испортить свадьбу, но не было сил удержаться. Он попросил сноху запереть его в чулан на то время, пока приедут за невестой, и выпустить, когда ее увезут. По окончании церемонии сноха целый час не вспомнила о запертом свекре. Когда она отперла чулан, нашла колдуна уже мертвым»).
О том, что именно
В своих мемуарах Розенберг даже писал, что волю Гитлера направляли телеграфные агентства. Мировой информационный «Солярис» — тоже инфернальная сила, но, надо полагать, у Гитлера были и свои, личные каналы общения с нечеловеческой волей.
Бесноватый, подчиняясь инфернальной воле, навязывает ее и другим. Интересно, что сам фюрер писал о необходимости оратора подавить волю слушателей. Именно такую, бесовскую, задачу ставил он, выходя на трибуну. Изучая технику воздействия на людей, Гитлер пришел к мысли, что здесь важно даже время суток. Вспоминая провал своего дневного выступления, когда публика спокойно выслушала и разошлась без обычных рукоплесканий и криков, Гитлер писал: «Утром и даже днем нервные силы человека еще достаточно велики, для того, чтобы они могли противостоять попытке навязывания чужой воли, они сопротивляются чуждому мнению. И наоборот, вечером они легче поддаются превосходящей силе другой воли».
Такое же значение, как времени, он придавал и месту. «Таинственная магия» затемненного байройтского фестивального театра во время представления «Парсифаля» или же «искусственно созданный и все же таинственный полумрак католических церквей» были, как он сам признавал, почти непревзойденными моделями психогенных помещений, которые уже заранее подготавливают аудиторию к работе пропагандиста «по ограничению свободы воли людей». Навязчивая идея Гитлера заставляла его постоянно пытаться подавить собеседника взглядом, смотреть в упор и дожидаться, пока тот отведет глаза.
«Ибо истинно говорю вам, — возвестил Гитлер в обычном для него проповедническом тоне, — каждое собрание — это противоборство двух противоположных сил»… Каждое из его рассуждений должно было служить «отключению мышления», «суггестивному параличу», созданию состояния готовности к фанатическому самопожертвованию» [46].
Священник Александр Круглов размышляет: «Недавно я посмотрел фильм «Триумф воли» и увидел Гитлера, который отличался от того карикатурного образа, что нарисовала для нас советская пропаганда. Кажется, это личность фантастической воли, разума… Но за всем этим явно стоит чужая воля. И сам человек боится заглянуть в свое сердце и понять — кто им правит».
Да, для православного человека название знаменитого фильма «Триумф воли» порождает вопрос — чьей воли?
Не случайно Гитлер усвоил типичный стереотип поведения беса: подлавливать человека на его грехах и страстишках. Фюрер прямо и хвастливо заявлял, что в его режиссерских находках и демагогических фразах «учтены все человеческие слабости».
Это касалось и политических ходов. Вот начинаются кулуарные переговоры о возможности назначения Гитлера рейхсканцлером. Гинденбург противится, но фюрер приглашает его сына и уводит в отдельную комнату. Здесь, как бес, намекает на «ситуацию вокруг имения Нойдек». Дело в том, что формально оно было подарено финансистами не Гинденбургу, а его сыну. И отец, и сын боялись разоблачений в темных связях с биржевиками. Мефистофель с усиками обо всем знал и вовремя намекнул. Помимо других факторов, сработало и это.