Неизвестный Мао
Шрифт:
Сведения о переходе Красной армии на запад сохранялись в тайне на протяжении всей жизни Чана и скрываются до сих пор как националистическими, так и коммунистическими официальными историками. И те и другие объясняют побег коммунистов усилиями региональных военачальников, причем Чан винит их за это, а коммунисты осыпают похвалами. И тех и других заботит одно: скрыть тот факт, что сам генералиссимус позволил красным уйти. Что касается националистов, то методы Чана в установлении своего господства над непокорными провинциями были слишком хитроумными, а его просчет с использованием красных — который в конечном счете и привел их к триумфу — слишком унизительным. Коммунистам же неловко признавать, что знаменитым Великим походом в огромной степени руководил Чан Кайши.
То, что Чан позволил красным уйти, можно считать жестом доброй воли Чана по отношению к России. Он нуждался в гармоничных отношениях с Кремлем, так как ему постоянно
Однако у Чана была еще одна, более тайная и абсолютно личная причина. Сын Чана, Цзинго, девять лет жил в России заложником. Цзинго был единственным прямым потомком Чан Кайши, сыном не от известной мадам Чан, а от первой жены. После рождения Цзинго Чан Кайши вроде бы стал бесплодным, так как несколько раз подхватывал венерические болезни, и второй сын Вэйго был его приемным сыном. Чан был воспитан в китайских традициях, главным в жизни считал наличие наследника и, естественно, больше всех любил родного сына. Неспособность продолжить род считалась позором, величайшим оскорблением из всех, которое мужчина мог нанести своим родителям и предкам, чьи души в таком случае никогда не упокоятся с миром. Одно из самых страшных китайских проклятий: «Чтоб у тебя никогда не было наследника!» Уважение к родителям и предкам, сыновняя почтительность были главным моральным предписанием, диктуемым традицией.
В 1925 году Чан послал Цзинго, которому было тогда пятнадцать лет, в Пекин учиться в школе. В то время восходила звезда Чана в Гоминьдане, финансируемом Москвой. Русские не преминули пригласить очень способного Цзинго учиться в Россию. Через несколько месяцев после приезда в Пекин малоизвестный, но влиятельный человек по имени Шао Лицзы, главный агент красных в Гоминьдане, увез Цзинго в Москву.
Внедрение агентов было одним из бесценных подарков Москвы Коммунистической партии Китая. Большинство этих агентов вступило в ряды Гоминьдана в первой половине 1920-х годов, когда Сунь Ятсен, добивавшийся расположения русских, допустил в свою партию коммунистов. Внедрение происходило на нескольких уровнях. Наряду с явными коммунистами, работавшими в рамках националистического движения, как Мао, были и тайные коммунисты, и третья группа — те, кто инсценировали выход из КПК. Когда Чан в 1927 году разошелся с коммунистами, множество этих тайных агентов («кротов» — агентов разведки, создавших себе легальное положение в другой стране или в стане врага. — Пер.) осталось с националистами, ожидая, когда их в нужное время призовут к действию. В следующие двадцать лет и даже дольше они не только передавали красным важнейшую разведывательную информацию, но часто занимали такие высокие посты в системе власти Гоминьдана, что могли существенно влиять на политический курс. В конечном счете эти агенты сыграли колоссальную роль в приходе к власти в Китае Мао Цзэдуна; может быть, даже большую роль в политике самого высокого уровня, чем в любой другой стране мира. Многие агенты остались нераскрытыми до сего дня.
Одним из них и был Шао Лицзы. В действительности он был одним из основателей КПК, но по приказу Москвы сторонился партийной деятельности, и его истинная роль держалась в секрете даже от большинства партийных лидеров. Когда в апреле 1927 года Чан Кайши выступил в Шанхае против коммунистов, Шао послал русским телеграмму, немедленно переданную Сталину. Шао запрашивал инструкции: «Шанхай сильно меня тревожит. Я не могу быть орудием контрреволюции. Прошу посоветовать мне, как вести борьбу».
Следующие двадцать четыре года Шао оставался с националистами, занимая многие ключевые посты, до победы коммунистов в 1949 году, когда перешел к Мао. Умер он в Пекине в 1967 году. Даже при коммунистическом правлении его истинная роль так и осталась никому не известной, и в наши дни его все еще представляют честным сторонником, а не многолетним тайным агентом («кротом»).
Несомненно, что в ноябре 1925 года Шао привез в Россию сына Чана именно по приказу Москвы. Когда в 1927 году Цзинго закончил обучение, ему не позволили уехать, и он был вынужден публично отречься от отца. Сталин держал его заложником, в то же время заявляя всему миру, что юноша остался добровольно. Сталин любил запасаться заложниками. Пегги Деннис, жена лидера коммунистов США Юджина Денниса, описывает визит «серого кардинала» Коминтерна Дмитрия Мануильского перед их с мужем возвращением из России в Америку в 1935 году: «Бомба была сброшена очень тихо… Как бы между прочим Мануильский сообщил нам, что мы не можем забрать с собой Тима [их сына]. «Мы пришлем его как-нибудь в другой раз при других обстоятельствах». Русские так им мальчика и не вернули.
О том, что Цзинго заложник, отцу сообщили в конце 1931 года, и сделала это сестра его собственной жены госпожа Сунь Ятсен (урожденная Сун Цзинлин), тоже советский агент [33] . Выступая от имени Москвы, она предложила обменять Цзинго на двух важных русских агентов, недавно арестованных в Шанхае. Чан обмен отверг. Арест обоих агентов был широко
33
То, что сестра жены Чан Кайши была русским агентом, скрывалось на протяжении всей ее долгой жизни и остается малоизвестным фактом до наших дней. Однако секретное письмо, написанное ею 26 января 1937 года Ван Мину, главе делегации КПК в Москве и личному «куратору» Сунь Ятсен, не оставляет на этот счет никаких сомнений. Письмо начинается так: «Товарищу Ван Мину. Дорогой товарищ: я должна проинформировать вас о следующих фактах, поскольку они представляют опасность для моей деятельности… в Китае в ближайшем будущем. Я представляю их вам в надежде, что вы посоветуете мне, как действовать дальше…» В одном месте письма она жалуется на агента Коминтерна американку Агнес Смедли, которая, по ее словам, «привела домой иностранных сторонников, и этот особенный дом, прежде использовавшийся для важных дел, теперь провален (?)… Я передала КПК ваш приказ изолировать ее».
Чана пожирала тревога за судьбу сына; его болью и горечью почти наверняка объясняется событие, произошедшее в тысячах километрах от него. Именно тогда, в декабре 1931 года, сына Шао Лицзы нашли застреленным в Риме. Шао Лицзы вывез его в Россию в 1925 году в качестве спутника Цзинго, однако его сыну, в отличие от Цзинго, впоследствии разрешили вернуться в Китай. Итальянская пресса преподнесла его смерть как трагедию влюбленных. В одной из газет эту историю озаглавили «Трагическая смерть китайца, ранившего свою возлюбленную». О женщине сообщалось, что она чешка. Однако Шао и его семья были убеждены в том, что убийство их сына, о котором не упоминалось ни в националистических, ни в коммунистических газетах, дело рук Чан Кайши, то есть совершено по его приказу, как личная месть: сын за сына.
К началу Великого похода Чан задумал изощренный обмен: выживание КПК за Цзинго. Такое предложение невозможно было высказать прямо. Чан осуществил свой план очень ловко. Он спланировал на время задержать красных и затем подставить их под удар японцев. Чан считал войну с Японией неизбежной и прекрасно понимал, что России нужна эта война. Сталин больше всего боялся, что Япония завоюет Китай и тогда, заполучив все китайские ресурсы и неукрепленную границу длиной в 7 тысяч километров, нападет на Советский Союз. Чан полагал, что, как только начнется китайско-японская война, Москве придется приказать своим китайским клиентам выступить против Японии. А до того дня Чан не собирался трогать красных, что, как он надеялся, позволит ему — quid pro quo (услуга за услугу) — вернуть сына.
Чан не хотел, чтобы красные укрепились в богатой центральной части Китая. Его целью было загнать их в более пустынный и менее населенный угол. Таким «мешком» было плато Желтой Земли на северо-западе Китая, главным образом северная часть провинции Шэньси. Чтобы красные наверняка попались на удочку, Чан не тронул находившуюся там революционную базу, в то же время энергично уничтожая все остальные на территории Китая.
Центральной фигурой, использованной для осуществления этого плана, стал не кто иной, как Шао Лицзы, человек, который вывез сына Чана в Россию. В апреле 1933 года Шао назначили губернатором Шэньси. Хотя Чан прекрасно знал истинное лицо Шао, он не стал его разоблачать и продолжал использовать, как честного националиста. Отношения Чана с Шао, как и с другими ключевыми внедренными агентами, представляли собой немыслимо запутанную сеть интриг, обмана, блефа и двойного блефа, что в конечном итоге привело Чана к потере контроля над ними и внесло свой вклад в его падение.
Чан полагал, что только агент смог бы взлелеять коммунистический район, тогда как любой настоящий националист его бы уничтожил. И действительно, только после назначения Шао крохотная партизанская база начала разрастаться в глубь Шэньси (и на краю провинции Ганьсу к западу от Шэньси) [34] . Публично клеймя красных «бандитами», которых необходимо «уничтожить», Шао не помешал революционной базе расшириться до беспрецедентных размеров; через несколько месяцев красные контролировали территорию в 30 тысяч квадратных километров с населением в 900 тысяч человек.
34
Армией Гоминьдана в Шанхае командовал некий генерал Ян Хучэн, прежде желавший вступить в коммунистическую партию. О его связи с красными Чан прекрасно знал. Ян тесно сотрудничал с Шао.