Неизвестный Мао

Чжан Юн

Но красные потерпели не только военное поражение. Они скомпрометировали себя в глазах гражданского населения, которое жаждало национального единства после четырнадцати лет жестокой японской оккупации и видело в националистах представителей правительства. Линь Бяо докладывал Мао: «Люди говорят, что 8ПА не должна воевать с правительственной армией… Они считают националистов центральным правительством».

КПК проигрывала в глазах населения из-за своих связей с русскими, которых народ ненавидел. Русские грабили не только промышленные предприятия, но и частные дома; часты были и насилия, чинимые русскими солдатами. Когда в феврале 1946 года были с опозданием опубликованы Ялтинские соглашения и стали ясны экстерриториальные привилегии, которых Сталин добился для себя в Маньчжурии, во многих городах Маньчжурии, как, впрочем, и за ее пределами, прошли многочисленные антисоветские демонстрации. Все были уверены, что коммунисты вступили в Маньчжурию на плечах русских,

и вступили отнюдь не в интересах Китая. Когда демонстранты выкрикивали лозунг «Коммунисты должны любить нашу страну!», люди начинали аплодировать. Распространялись слухи, что коммунисты предлагают русским женщин в обмен на оружие.

Местное население относилось к красным совсем не так, как к националистам. Один красный офицер вспоминал: «Мы сильно страдали от голода и жажды, когда вступили в Цзилинь… На улицах не было ни души… Но когда в города вступали наши враги, то люди выходили на улицы, радовались и размахивали флагами… Вы можете представить себе наш гнев!»

Красные солдаты были обескуражены и вымещали злобу даже на высших командирах. Линь Бяо однажды оказался блокированным на своем вездеходе в гуще отступающих солдат. Когда охрана попросила людей расступиться, чтобы пропустить «главного», раздались крики: «Спросите у главного — мы что, отступаем в страну больших волосатых?» Таково было местное презрительное прозвище русских.

В тот момент все выглядело так, что красным придется либо бежать через границу в Россию, либо рассеяться по территории мелкими партизанскими отрядами, как это предвидел Линь Бяо. 1 июня 1946 года он попросил у Мао разрешения оставить Харбин — последний удерживаемый красными крупный город, расположенный в 500 километрах от русской границы. На следующий день с такой же просьбой к Мао обратилось пессимистически настроенное бюро Маньчжурского отделения КПК: «Мы говорили брату Чэню [кодовое наименование русских], что мы готовы оставить Харбин…» Мао дважды просил Сталина непосредственно вмешаться в конфликт — либо в форме организации прикрытия, либо в форме совместных операций. Сталин отклонил эти просьбы, так как прямая интервенция имела бы неприятные международные последствия, хотя он и позволил подразделениям КПК пересечь русско-китайскую границу. 3 июня 1946 года Мао был вынужден утвердить план сдачи Харбина и перейти к «долговременной» партизанской войне.

Мао был на краю гибели. Но в этот момент пришло неожиданное спасение. В лице американцев.

Глава 28

Спасение из Вашингтона

(1944–1947 гг.; возраст 50–53 года)

Ни для кого не было секретом, что официальные представители США не испытывали решительно никакого восторга по поводу Чана, и поэтому Мао всячески пытался использовать эту двойственность в надежде, что американцы перестанут поддерживать генералиссимуса и станут проявлять больше дружелюбия по отношению к красным. Мао тщательно поддерживал миф о том, что КПК — не настоящая коммунистическая партия, а всего лишь партия умеренных аграрных реформаторов, которые от всей души стремятся к сотрудничеству с США.

В середине 1944 года Рузвельт отправил в Яньань миссию. Сразу же по прибытии американцев Мао носился с идеей переименовать партию. «Мы подумывали о том, чтобы переименовать партию, — говорил 12 августа 1944 года Мао русскому посланнику в Яньане Владимирову, — и назвать ее не коммунистической, а как-нибудь по-другому. Тогда ситуация стала бы более благоприятной и улучшились бы отношения с американцами…» Русские немедленно подхватили эту идею. Спустя месяц Молотов через специального посла в Китае генерала Патрика Херли передал Рузвельту, что в Китае «некоторые… люди называют себя коммунистами, но в действительности не имеют никакого отношения к коммунизму. Скорее они просто выражают свое недовольство нынешним экономическим положением и поэтому назвали себя коммунистами. Однако, как только экономические условия улучшатся, они забудут о своих нынешних политических склонностях. Советское правительство… никоим образом не связано с этими «коммунистическими элементами» [86] .

86

Двойная игра Москвы и Мао ввела многих в заблуждение и в течение десятилетий заставила полагать, что Мао мог победить благодаря США и что Америка упустила шанс оторвать Мао от советского лагеря. В действительности же Мао по секрету всегда говорил членам своей партии, что дружба с Америкой — «это всего лишь тактический ход в борьбе против Чана».

Красный обман стал особенно важным, когда преемник Рузвельта Трумэн в декабре 1945 года послал в Китай генерала Джорджа Маршалла, чтобы попытаться остановить гражданскую войну. Маршалл, служивший в Китае в 1920-х годах, был не расположен к Чану, главным образом из-за коррупции родственников Чан Кайши, и был склонен прислушаться к заявлениям КПК

о том, что у партии и США много общих интересов. Во время первой же встречи Чжоу Эньлай откровенно польстил Маршаллу, сказав, как сильно хочет КПК «построить демократию, основанную на американских принципах». Месяц спустя он явно дал понять, что Мао предпочитает Америку России, рассказав Маршаллу «один эпизод, который, возможно, покажется вам интересным. Недавно прошел слух о том, что председатель Мао собирается нанести визит в Москву. Услышав об этом, председатель Мао рассмеялся и полушутя-полусерьезно заметил, что если он когда-нибудь соберется в отпуск за границу… то, скорее, поедет в Соединенные Штаты…». Маршалл, некритично воспринимавший эти россказни, передавал их Трумэну. Даже много лет спустя он продолжал убеждать Трумэна в том, что красные больше склонны к сотрудничеству с Америкой, чем националисты.

Маршалл не понимал Мао и его отношений со Сталиным. 26 декабря 1945 года он говорил Чану, что «очень важно проверить, не имеет ли русское правительство контактов с Китайской коммунистической партией и не поддерживает ли Россия КПК», — словно это утверждение нуждалось в проверке и доказательстве. Позже (в феврале 1948 года) Маршалл докладывал конгрессу США: «В Китае мы не располагаем никакими доказательствами того, что [коммунистическую армию] поддерживают коммунисты извне». Это невежество тем более поразительно, что американцы, как и британцы, регулярно перехватывали телеграммы советского правительства, часть которых была адресована коммунистам в Яньане и ясно показывала суть их взаимоотношений. Маршалла также не раз предостерегали другие американские официальные лица, включая главу американской миссии в Яньане, доклад которого правительству Соединенных Штатов начинался тремя тревожными словами: «Коммунисты — это интернационал!» [87]

87

Опытный посол Вашингтона в Москве Аверелл Гарриман был весьма озабочен назначением Маршалла, так как чувствовал, что тот не вполне отдает себе отчет в размерах «русской опасности».

Маршалл находился в Яньане с визитом с 4 по 5 марта 1946 года. По этому случаю Мао постарался, чтобы все прошло как можно более гладко. Первым делом Мао отправил своего сына Аньина в деревню. Он объяснил сыну, что тот должен научиться работать и понять суть китайской народной жизни, но в действительности причина была совершенно иная. На самом деле Мао был очень обеспокоен вниманием, какое американцы уделяли его свободно говорившему по-английски сыну. Вскоре после возвращения Аньина из России Мао представил его корреспонденту Ассошиэйтед Пресс Джону Родерику, который субботним вечером на танцах взял у Аньина интервью. Мао был вне себя от гнева. Он «даже не стал читать интервью, — вспоминал впоследствии Аньин, — он скомкал его и сурово обратился ко мне: «…как ты осмелился дать интервью иностранному репортеру, сам от себя, не спросив никаких инструкций?» Аньин был воспитан в суровом мире сталинской России, но даже это не подготовило его к железной дисциплине отцовского лагеря. Пока Аньин находился в ссылке, в роли первой леди дебютировала не знавшая ни слова по-английски госпожа Мао.

Доклад Маршалла Трумэну о пребывании в Яньане был насыщен иллюзиями: «Я имел длительную беседу с Мао Цзэдуном и был при этом предельно искренен. Он не проявлял никакого негодования и всячески уверял меня в своем стремлении к сотрудничеству». Маршалл проинформировал Трумэна о том, что силы коммунистов в Маньчжурии «мало чем отличаются от плохо организованных банд» и, что еще более удивительно, «яньаньским штабам практически невозможно связаться с лидерами, находящимися в Маньчжурии». Все это происходило после того, как русские по воздуху (на транспортных «Дугласах») перевезли в Маньчжурию коммунистическое руководство и когда Яньань был в постоянном контакте с вооруженными силами КПК, расположенными в полевых лагерях и насчитывавшими в своих рядах сотни тысяч солдат.

Маршалл был еще в Яньане, когда Мао вызвал к себе связного ГРУ доктора Орлова для разговора.

Маршалл сослужил Мао неоценимую службу. Когда Мао оказался припертым к стенке, когда он, если можно так выразиться, переживал свой Дюнкерк весной 1946 года, Маршалл оказал сильное — и решающее — давление на Чана с тем, чтобы тот прекратил вытеснение коммунистов в северную часть Маньчжурии, сказав, что США прекратят помогать Чану, если он будет продвигаться дальше, а также пригрозив, что американцы прекратят транспортировку морем войск националистов в Маньчжурию. 31 мая 1946 года Маршалл писал Чану, взывая к его личной чести: «Ввиду продолжающегося наступления правительственных войск в Маньчжурии, я должен… повторить, что… дело приняло такой оборот, что надежность моего положения оказывается под серьезным вопросом. Поэтому я снова прошу вас издать приказ о немедленном прекращении наступления, нападений и преследований, осуществляемых правительственными войсками…»