Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!
Шрифт:
Генерал Макартур торжествовал победу при Анакостия-Флэтсе, задним числом он утверждал, что «толпа» вдохновлялась «революционными идеями». Правительство выпустило заявление о том, что борьба идет против «преступников и коммунистов». Было назначено большое жюри, чтобы доказать обвинение. Оно провалилось, в Вашингтон пришли только бывшие содаты, каждый пятый из них был ранен на войне. На всю Америку прозвучал рассказ ветерана Д. Анджело, который узнал в офицере, ведшем кавалерию в атаку, Д. Паттона. В 1918 году Анджело спас ему жизнь и получил за это медаль. «Несомненно, этот человек спас мою жизнь», – подтвердил Паттон.
На Среднем Западе летом 1932 года со скоростью степного пожара распространилось забастовочное движение фермеров. Они требовали повысить цены на сельскохозяйственные продукты, урезав баснословные прибыли посреднических фирм, выдачи пособий
Два миллиона бездомных искали лучшей доли в других городах. Штат за штатом принимали меры, чтобы не допустить «бродяг». В Калифорнии создаются концентрационные лагеря, на дорогах заслоны. Дети кризиса – голодные школьники, «сонные на уроках». «Ты бы пошла домой поела», – говорит учитель школьнице. «Не могу, сегодня очередь есть моей сестры». Голодные учителя, отрывающие от себя центы, чтобы накормить школьников. Волнения в самых различных частях страны, зачастую безысходные и стихийные, накладывали отпечаток на духовную жизнь.
В водовороте идей интеллигенции все более явственно проступало течение – не только симпатии, но и прямое одобрение коммунизма в теории и на практике. С. Олсоп, учившийся в те годы в Йельском университете, вспоминал: «Высшая логика марксизма делала все ясным в современной истории». Известный писатель и критику. Фрэнк писал в 1932 году: «Мир на пороге кризиса, и нельзя терять времени. Революционное завтра должно готовиться сегодня. В противном случае оно может прийти слишком поздно, чтобы спасти человечество от гибели в капиталистической войне и, что еще хуже, от морального сифилиса капиталистического мира». Э. Нильсон настаивал: «Советский Союз является моральной вершиной мира, где никогда не меркнет свет». Уильям Аллен Уайт признал, что Россия – «самое интересное место на земле». Еще бы, подтверждал У. Роджерс, «у них великолепные идеи. Подумайте, в их стране каждый имеет работу!» Так говорили и писали американские интеллигенты, за которыми прежде не замечалось пристрастия к коммунизму Теперь они были согласны со старым другом Советского Союза Л. Стеффенсом, заявившим на пятнадцатитысячном митинге в Сан-Франциско: «В наши дни все дороги ведут в Москву».
В октябре 1932 года группа выдающихся деятелей культуры и науки заявила о поддержке коммунистической партии. Они выпустили идейный манифест, названный «Культура и кризис». В нем говорилось: «Как ответственные интеллектуальные работники мы заявляем о том, что стоим на стороне откровенно революционной коммунистической партии, партии рабочих». Если все буржуазные партии бессильны справиться с кризисом, писали они, то коммунисты предлагают единственное реальное решение – «свергнуть систему, несущую ответственность за все кризисы». Это и есть идеал, «практический и реализуемый, что доказано в Советском Союзе». «Капитализм, – заключал манифест, – разрушитель культуры, а коммунизм стремится спасти цивилизацию и ее культурное наследие от бездны, в которую низвергает ее мировой кризис». Манифест подписали Т. Драйзер, Ш. Андерсон, Дж Дос Пассос, Э. Колдуэлл, У. Фрэнк, критики Э. Вильсон, Н. Арвин, М. Коули, Г. Хикс, профессора С. Хук, Ф. Шуман, журналисты Л. Стеффене, М. Джозепсон, Э. Винтер (упомянуты только наиболее известные из числа поставивших свою подпись).
Реакция собирала силы. В конце 1931 года «американский легион» принял резолюцию: кризис не может быть «быстро и эффективно разрешен имеющимися политическими методами». Куда метило командование легиона, не составляло секрета. Консервативный экономист В. Джордан суммировал настроения делового мира после очередного съезда Торговой палаты в конце 1931 года: «Всего через несколько месяцев экономический Муссолини может заставить их маршировать в красно-бело-синих рубашках, приветствуя какой-либо новый символ». Сенатор Д. Рид: «Я не часто завидую
Однако богатая буржуазная республика могла обойтись собственной, а не импортной идеологией. Ссылка на Муссолини лишь показывала, куда были устремлены помыслы многих имущих. Они были готовы в случае необходимости установить в стране тоталитарные порядки. Откуда взялись бы вожди? Переговорив в августе 1932 года с сенатором X. Лонгом по телефону и выслушав поток брани по поводу связей с крупным бизнесом, ФДР повесил трубку и серьезно сказал сидевшим в его кабинете: «Смешно, но Хью один из двух самых опасных людей в Соединенных Штатах сегодня. Нам придется заняться им». «А кто другой?» – спросил Тагвелл. «Дуглас Макартур», – ответил ФДР. X. Лонг вел разнузданную демагогическую пропаганду, заявляя, что он объединит радикалов обеих партий – демократической и республиканской – и заставит богачей расстаться со своими сокровищами. Д. Макартур носил лавровый венок победителя при Анакостия-Флэтсе, имущие видели в нем человека дела.
VII
Опасность для традиционного образа правления в Соединенных Штатах, как видели ее ФДР и лица, разделявшие его взгляды, таилась и слева, и справа. Где выход? В июле 1932 года губернатор штата Северная Каролина М. Герднер, отнюдь не радикал, писал Рузвельту: ни в коем случае не отвергать необходимость изменений, ибо если не признавать, что время созрело для них, тогда на повестке дня встанет «яростная социальная и политическая революция. Американский народ против нынешнего порядка вещей. Мы окажемся более чем слепыми, если решим, что народ держится за статус-кво… Если бы я был Рузвельтом, я бы стал еще большим либералом. Я бы шел с массами, ибо они находятся в движении, и если нам суждено спасти страну, то средство для этого – либеральная интерпретация идей, властвующих над умами людей». Душой и сердцем ФДР был согласен с этой точкой зрения. Другие губернаторы шли дальше. Т. Билбо (штат Миссисипи): «Я сам стал розовым». Ф. Олсон (Миннесота) сказал некоему вашингтонцу: «Скажите им там, в столице, что Олсон больше не берет в национальную гвардию никого, кто не красный! Миннесота – левый штат».
Все предвыборные выступления ФДР пронизывала мысль: необходимы изменения, однако для того, чтобы сделать Америку еще более американской, поддержать пошатнувшиеся устои капитализма. Как обычно, Рузвельт обращался к «прогрессистам», не проводя партийных различий, ибо все они, по его словам, были за изменения. Он подчеркивал, что борется не против республиканской партии, а открыл огонь по ее руководству, ответственному за кризис. Отклик среди республиканцев вознаградил Рузвельта: в сентябре возникла национальная прогрессивная лига под руководством сенатора Норриса. В ней активно работали Г. Икес, Дж. Ричберг и Г. Уоллес. «Прогрессивные республиканцы» оказали ФДР неоценимую услугу, ведя кампанию для него в западных штатах. Государственный секретарь Г. Стимсон, памятуя о событиях 1930 года, твердо отклонил предложение Гувера выступить против Рузвельта, сохранив дружественный нейтралитет.
В ходе кампании Рузвельт произнес шестнадцать больших речей, подготовленных «мозговым трестом». Наиболее выпукло его политическая философия (точнее, Берли, написавшего речь) была изложена 23 сентября в Сан-Франциско. Он начал речь на высотах риторики: «Америка нова. Она находится в процессе изменения и развития. У нее громадный потенциал юности». Вызвав в памяти слушателей приятные воспоминания о громадном росте страны в прошлом, ФДР обратился к тогдашнему ее положению. «Даже при беглом взгляде видно, что равенства возможностей, как мы знали его, больше не существует. Наша промышленность построена, проблема теперь заключается в том, не слишком ли мы настроили много заводов. Наша последняя граница давным-давно достигнута, и мы не имеем больше свободных земель. Более половины нашего населения больше не живет на фермах и не может существовать за счет возделывания собственной земли. Больше нет предохранительного клапана в виде прерий на Западе, где могли начать новую жизнь выброшенные экономической машиной Востока. Наш народ теперь живет плохо… Независимый предприниматель исчезает… Если этот процесс будет идти в том же темпе, к концу столетия дюжина корпораций будет контролировать всю американскую экономику, а, пожалуй, сейчас всего сотня людей руководит ею. Просто-напросто мы неуклонно идем к экономической олигархии, если она не существует уже сегодня».