Неизвестный Шекспир. Кто, если не он
Шрифт:
Как Просперо, он когда-то ради служения искусству, странствуя по океану жизни, пристал к очарованному острову, где сделался господином и владыкой, повелевал духами и имел духа света своим служителем, духа зверства своим рабом. По его велению, как по велению Просперо, разверзались могилы и образы минувшего воскресали из мертвых волшебною силою его искусства. Поэтому и слова, которыми Просперо открывает пятый акт, вылились из его собственных уст, несмотря на все мрачные мысли о смерти и все усталые мысли о покое:
Мои дела приходят к окончанью, Послушен мне могучий духов сонм И действуют прекрасно заклинанья, АВскоре все совершено, и наступает час свободы для Ариэля. Разлука между повелителем и его гением далеко не лишена грусти. Поэтому прежде всего:
…Мой милый Ариэль! Мне жаль тебя; но будешь ты свободен.Ибо Просперо обещал сам себе и твердо решил положить отныне конец своему чародейству. Поэтому он и говорит напоследок:
Свободен будь и счастлив И вновь к своим стихиям возвратись.От собственного имени он уже простился со своими эльфами, и никогда еще на сцене Шекспира не звучали до такой степени субъективно слова воспроизводимого актером образа, как когда Просперо говорит:
От этих сил теперь я отрекаюсь! Лишь одного осталось мне желать: Мне музыки небесной нужны звуки! Я раздроблю тогда мой жезл волшебный, И в глубь земли зарою я его, А книгу так глубоко потоплю, Что до нее никто не досягнет.Раздается торжественная музыка, и последнее «прости» Шекспира его искусству сказано.
Сотрудничество над «Генрихом VIII» и разработка и постановка на сцену «Бури» были последними плодами деятельности Шекспира для театра. По всей вероятности, он только выжидал окончания придворных празднеств для того, чтобы осуществить давно лелеянный им план покинуть Лондон и возвратиться в Стрэтфорд. Весьма вздорная острота Бена Джонсона по поводу его последнего шедевра, выходка против those, who beget tales, tempests and such like drolleries (тех, которые сочиняют сказки, бури и тому подобные формы), уже не застала его в Лондоне. Говоря о его стараниях увеличить свой капитал и о приобретении им домов и земель в Стрэтфорде, мы доказывали, что он с давних пор должен был иметь цель покинуть столицу, отказаться от театра и от литературы для того, чтобы провести в родном городке последние годы своей жизни. Если по окончании «Бури» он еще отсрочил исполнение этого намерения, то всего лишь четыре месяца спустя произошло событие, которое должно было дать ему последний, решительный толчок к отъезду. Как известно, в июне месяце 1613 г. под вечер, во время представления «Генриха VIII», театр «Глобус» загорелся и весь погиб в огне. Так превратилась в дым и бесследно исчезла арена деятельности Шекспира за все эти долгие годы. Вероятно, он имел свою долю в театральных декорациях и костюмах, которые все целиком сгорели. Во всяком случае, все находившиеся в театре рукописи его многочисленных пьес, все эти неоценимые сокровища погибли в пламени — для него, несомненно, горестная, для потомства же незаменимая потеря.
Глава 75. Шекспир уезжает в Стрэтфорд
То был, несомненно, знаменательный день в жизни Шекспира, когда он оставил свой дом в Лондоне и сел на коня, чтобы вернуться в Стрэтфорд-на-Эвоне и там надолго поселиться. Вспоминался ему, вероятно, другой день, 28 лет назад, когда он в 1585 г. предпринял свою первую поездку из Стрэтфорда в Лондон с целью попытать счастья
Теперь жизнь лежала позади. Действительность превзошла его былые желания и мечты. Он достиг славы, возвысился над тем сословием, из которого вышел, сделался очень богатым человеком, — но при всем том он не чувствовал себя счастливым. Хотя Шекспир прожил в многолюдном городе более четверти века, он не привязался к нему, он покинул его без сожаления. Не было в нем ни одного человека, ни мужчины, ни женщины, настолько ему близкого, чтобы предпочесть из-за него шум толпы — деревенской тишине, общество одиночеству, жизнь в Лондоне — уединенной жизни в кругу родных, в тесном общении с природой.
Шекспир достаточно поработал на своем веку. Его рабочий день пришел к концу. Теперь он мог смыть со своего имени то пятно, которое наложила на него его артистическая карьера. За последние 9 лет он ни разу не появлялся на сцене; свои роли он передал другим… Теперь даже мысль взяться за перо не улыбалась ему. Для кого творить? Для кого ставить свои пьесы? Новое поколение, посещавшее театр, было ему совершенно чуждо. И в Лондоне никто не обратил никакого внимания на то, что он покинул город. Жители столицы не сделали попытки удержать его. В честь его отъезда не было устроено никаких торжеств.
Вспомнил он свой первый приезд в Лондон. Тогда он, по примеру бедных путешественников, продал свою лошадь в Смитфилде. Теперь он был настолько богат, что мог бы содержать не одну лошадь, но верховая езда не оживляла его так, как тогда, когда ему был 21 год. Тогда ветер играл его кудрями, развевавшимися из-под шляпы. Теперь он постарел и на голове осталось немного волос.
Путешествие из Лондона в Стрэдфорд продолжалось три дня. По пути он останавливался в тех гостиницах, где он привык ночевать во время своих ежегодных поездок. Здесь его принимали всегда радушно, как знакомого гостя. Его ждала постель, покрытая белоснежной простыней; пешеходы платили за нее лишний пенни, а он пользовался ею безвозмездно. Особенно хороший прием встретил он, вероятно, у хозяйки оксфордской гостиницы, красивой миссис Давенант: ведь с ней они были давнишние знакомые. В чертах лица ее семилетнего Вильяма и ее гостя было заметно, может быть, случайное, но во всяком случае поразительное сходство.
Шекспир поехал дальше и вдруг перед «очами его души», как выражается Гамлет, вырос город Стрэдфорд, так хорошо ему знакомый в качестве временного местопребывания и столь новый для него как постоянное местожительство.
После перерыва в 28 лет Шекспиру снова приходилось начать совместную жизнь с женой. Миссис Шекспир было теперь 57 лет, ему — 49. Разница в летах сказывалась теперь с гораздо большей силой, чем тогда, когда они только что обвенчались. В то время оба были молоды; он немного моложе 20 лет, она несколько старше, и они казались одних лет. После такой долголетней разлуки не могло быть и речи о какой-нибудь духовной связи между ними. Их брачный союз превратился в простую формальность.
Старшей дочери, Сусанне, было теперь 30 лет. Она была уже шесть лет замужем за доктором Холлом, который пользовался в Стрэтфорде всеобщим уважением. Младшая дочь, 28-летняя Юдифь, была еще девушкой. Молодая чета Холл с пятилетней девочкой жили в живописно расположенном доме в Старом Стрэтфорде, окруженном лесом. Жена Шекспира и Юдифь помещались в хорошеньком доме «Ньюплейс». Но дух, царивший в этом доме, был чужд самому Шекспиру.
Благочестивое пуританское мировоззрение проникло не только в Стрэтфорд, но также в собственную семью Шекспира.