Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны)
Шрифт:
Сам Илья Маркович рассказывает в одной из своих статей-воспоминаний29 забавную историю на тему «политическая закулиса», связанную с визитом в 1912 г. в Германию британского военного министра лорда Холдейна. Из этой статьи можно судить и о его личном авторитете как «серьезного» журналиста и о внимании, с каким русское правительство относилось тогда к политическим новостям, публикуемым в «Русском слове».
Итак, И.М. Троцкий пишет, что по прибытию лорда Холдейна германский МИД опубликовал заявление о цели его визита, в котором
Лорд Холдейн как бывший студент Лейпцигского университета, любя и ценя германское искусство, решил освежить свои познания и осмотреть некоторые берлинские музеи и картинные галереи. <...>
Я, состоя тогда берлинским корреспондентом «Русского слова», догадывался приблизительно, зачем почтенный британский муж пожаловал в Берлин и решил добиться свидания с ним. Редакция «Русск<ого> слова» и, особливо, ее беспримерный редактор Ф.И. Благов на расходы по информации не скупились. На информацию читателя можно было тратить любые деньги.
Я послал лорду Холдейну городскую депешу, прося меня принять.
На другой день состоялось свидание. Лорд Холдейн, <...>, отлично говорящий по-немецки, принял меня чрезвычайно приветливо.
Не ожидая обычных вопросов интервьюера, он стал рассказывать о своих заданиях в Берлине.
Говорил о том, что конферировал с тогдашним премьер-министром фон Бетман-Гольвегом, с фон Тирпицем и другими тогдашними политическими деятелями Германии. Рассказывал о сделанном им предложении о взаимном сокращении англо-германских морских вооружений, не преминул упомянуть о трудностях переговоров и о чинимом фон Тирпицем в этом направлении противодействии.
Короче, рассказывал такие интимные подробности, которые журналисту редко приходилось слышать от дипломата.
Слушая Холдейна, я решительно не понимал, чем я ему обязан подобной откровенностью.
Загадка, однако, скоро разъяснилась. Прощаясь Холдейн, улыбаясь сказал: «Пожалуйста, не звука об этом в газете. Вся, что я сообщил, это только для Вашей личной информации». <...> Вот тебе и сенсационное интервью!
Но я решил спасти положение и <...> рассказал лорду Холдейну следующий пикантный факт <...> из жизни одного германского журналиста в эпоху Бисмарка:
«Однажды “Железный канцлер” пригласил к себе покойного редактора “Берзен-курьера”30 доктора Клаузнера, игравшего видную роль в германской публицистике.
Бисмарк любезно принял журналиста и сообщил ему известие большой государственной важности, предварив, однако, что об этом в газете и заикнуться нельзя.
— Помните, доктор, я вам доверил государственную тайну.
<...>
Клаузнер, польщенный доверием “Железного канцлера”, крепко держал язык за зубами.
Через несколько дней Бисмарк снова зовет к себе журналиста, опять рассказывает ему то же самое и опять напоминает об обете молчания. Клаузнер остается верен данному обещанию.
Проходит неделя, и Клаузнер сызнова у Бисмарка:
— Почему в вашей
— Я рассказал вам, милорд, этот эпизод в надежде на то, что вы не захотите меня поставить в такое же глупое положение. Все вами сообщенное я сегодня же опубликую, а заодно расскажу читателям и эпизод Бисмарк-Клаузнер.
Лорд Холдейн рассмеялся, но ничего не сказал.
Разумеется, я немедленно все это напечатал в «Русском слове».
Беседа с Холдейном всполошила Петербург. Бывший министр Сазонов потребовал от «Петербургского телеграфного агентства»31 проверить через своего берлинского корреспондента аутентичность беседы. <...> Британский лорд и министр не опроверг подлинности беседы. <...> он только спросил, была ли статья <...> подписана моим именем. Ему ответили утвердительно.
— Если джентльмен подписывает статью своею фамилией, значит ее содержание аутентично.
И все же на основании анализа всего корпуса публицистического и эпистолярного наследия И.М. Троцкого можно с уверенность утверждать, что политика никогда не была его «коньком». Он отдавал ей дань «по обязанности», а настоящие интересы его всегда были связаны с миром искусства, главным образом с жизнью литературной среды. Как и в российских столицах, в Берлине он был вхож в литературные салоны, «куда доступ открыт был лишь для приглашенных». В одном из таких салонов И.М. Троцкий познакомился, а затем и сдружился с «младшим графом Хюзлер-Хезлером» (о нем см. ниже) — бывшим прусским офицером, оставившим военную карьеру ради занятий литературой:
Мы обменивались письмами, строили всякого рода издательские планы, из которых ровно ничего не вышло. Они рухнули в огне вспыхнувшей мировой войны32.
В начале XX в. наблюдалась резкая активизация русско-немецких культурных связей. Значительное число молодых русских художников училось в Мюнхене (И. Грабарь, В. Кан-динский, Д. Кардовский, А. Явленский и др.). Из них наибольшую мировую известность получил Василий Кандинский — один из крупнейших художников-модернистов XX столетия.
Русскую музыкальную культуру в Берлине 1910-х представлял артистический салон супругов Кусевицких, который уже упоминался в разделе Гл. 2 «Осип Дымов».
В довоенной русской колонии Берлина салон знаменитого дирижера Сергея Кусевицкого играл большую культурную роль. Барский особняк в Тиргартене, в котором жил Кусевицкий, сочетал в себе две стихии: подлинное искусство и непревзойденное московское хлебосольство.
Девятьсот десятый год — заря его феерической артистической карьеры. По тому времени Кусевицкий был известен как исключительный мастер контрабаса, чаровавший музыкальный Берлин игрой на этом второстепенном инструменте. <...>