Неизвестный венецианец
Шрифт:
— Кьяра на балконе, читает. — Кьяра всегда читала, если только не решала задачи или не клянчила компьютер.
— А Раффи? — Брунетти знал, что Раффи сидит у Сары, но все равно каждый раз спрашивал.
— Он у Сары. Они ужинают, а потом пойдут в кино. — Паола засмеялась. Раффи был по-собачьи предан соседской девочке Саре Пагануцци, которая жила двумя этажами ниже, и бегал за ней как хвостик. — Надеюсь, он сможет оставить ее на две недели, чтобы поехать с нами в горы. — Поездка в горы, две недели прохлады вдали от изнуряющей городской жары, сейчас должна перевесить в глазах Раффи прелести очередного увлечения. Тем более
Брунетти налил себе второй бокал вина и спросил, кивая на тарелку с помидорами:
— Caprese?
— О, суперкоп! — воскликнула Паола, нарезая помидор. — Стоит ему заметить разложенные по краю блюда ломтики помидоров, так, чтобы, между ними могли поместиться ломтики сыра, зеленый базилик в стакане слева от своей красавицы жены, а справа от нее тарелку, где лежит большой кусок молодого сыра, он мысленно складывает все вместе, подключает свою несравненную индукцию, и его осеняет: на ужин будет insalata caprese [6] ! Неудивительно, что все до одного преступники, какие есть в городе, боятся его как огня. — Паола обернулась с улыбкой, боясь, что хватила через край. Похоже, так оно и было. Тогда она взяла из рук у Брунетти вино, отпила глоток и спросила, возвращая ему бокал:
6
Салат по-каприйски (ит.)
— Что случилось?
— Меня бросили на одно дело в Местре. У них там два комиссара в отпуске, один в больнице со сломанной ногой, а еще одна — в декретном отпуске.
— Значит, Патта тебя им подарил?
— Больше некого.
— Гвидо, всегда кто-нибудь есть. В конце концов, есть Патта. Ему не повредит хоть иногда заняться делом. А то он все сидит, перебирает бумажки и лапает секретарш.
Не верилось, чтобы какая-нибудь секретарша позволяла Патте себя лапать, однако Брунетти промолчал.
— Ну что ты молчишь?
— У него неприятности.
— Так это правда? Мне весь день не терпелось позвонить тебе и спросить… Тито Бурраска?
Брунетти кивнул. Паола закинула голову и издала звук, похожий на сдавленное хрюканье.
— Тито Бурраска, — повторяла она, беря из раковины еще один помидор, — Тито Бурраска.
— Перестань, Паола. Это не смешно.
Она обернулась, держа нож перед собой.
— Почему не смешно? Этот напыщенный самодовольный лицемер и мерзавец получил по заслугам, никто другой не заслуживает такого наказания больше, чем он.
Брунетти пожал плечами и долил вина в бокал. Он надеялся, что неприятности мерзавца Патты заставят ее забыть о Местре, хотя и знал, что это лишь краткое отступление от темы.
— Ушам своим не верю, — продолжала Паола, оборачиваясь к последнему помидору, одиноко лежавшему в мойке, — он годами изводит тебя, мешает работать, а ты его еще и защищаешь.
— Я его не защищаю, Паола.
— А мне кажется, защищаешь. — Теперь она обращалась к головке моццареллы, которую держала в левой руке.
— Я просто хотел сказать, что такого не пожелаешь и врагу. Бурраска настоящая свинья.
— А Патта лучше?
— Позвать Кьяру? — спросил он, видя, что салат почти готов.
— Сначала ответь мне, долго ли ты будешь занят в Местре.
— Понятия
— А что случилось?
— Убийство. В поле нашли мертвого трансвестита с проломленной головой и без лица. Видимо, его избили железной трубой, а потом привезли в Местре и бросили, — сказал Брунетти, а про себя подумал: «Интересно, в других семьях тоже ведутся такие бодрящие беседы перед ужином?»
— Почему без лица? — спросила Паола. Именно этот вопрос больше всего занимал его самого.
— Наверное, убийца был очень на него зол.
— А-а. — Она нарезала сыр и уложила его между дольками помидора. — А почему в поле?
— Подальше от места преступления.
— А ты уверен, что это не случилось прямо там?
— Не похоже. Судя по глубине следов, его принесли. Следы, ведущие обратно, не такие глубокие.
— Значит, говоришь, трансвестит?
— Ничего другого я пока не могу сказать. Сколько ему было лет — неизвестно. Однако все вокруг твердят, что он занимался проституцией.
— А ты сомневаешься?
— У меня нет причин сомневаться, но и утверждать так тоже нет причин.
Она сполоснула листья базилика под краном, мелко порезала их и посыпала ими помидоры и сыр. Потом посолила и щедро заправила салат оливковым маслом.
— Предлагаю поужинать на балконе. Кьяра должна была уже накрыть там на стол. Пойди проверь. — Увидав, что Брунетти прихватил бутылку и стакан, Паола остановила его: — Подожди. Ты ведь не управишься до выходных?
Он покачал головой:
— Наверное, нет.
— И что же мне делать?
— У нас забронированы номера в гостинице. Дети ждут не дождутся, когда их наконец повезут в горы.
— Что мне делать? — повторила она. Как-то раз, лет восемь тому назад, ему удалось заморочить ей голову, когда она вот так же поставила вопрос ребром. Но он давно забыл как.
— Поезжай с детьми в горы. А я вас догоню. В любом случае на выходные я постараюсь приехать.
— Гвидо, поехали вместе. Мне не хочется весь отпуск провести одной.
— Но ты же будешь с детьми.
С точки зрения Паолы, этот аргумент был до того слабый, что не стоил и обсуждения. Взяв тарелку с салатом, она сказала:
— Пойди посмотри, накрыла ли Кьяра на стол.
Глава пятая
Когда он перед сном стал читать папку из Местре, ему приоткрылся мир, о существовании которого он лишь смутно догадывался. До сих пор он не сталкивался с трансвеститами, которые к тому же занимались проституцией. Он, правда, знал одного транссексуала, да и то заочно. Однажды ему довелось заверять справку об отсутствии криминального прошлого у некоего Эмилио Маркате. Справка понадобилась для новой carta d'identita [7] , за которой бывший Эмилио, после операции по смене пола ставший Эмилией, обратился в полицию. Брунетти не представлял себе, какая нужда, какие страсти могут толкнуть человека на столь отчаянный поступок, хотя тот случай и заставил его призадуматься. Он даже разволновался тогда, а ведь речь шла всего-то о замене одной буквы в документах: Эмилио — Эмилия.
7
Удостоверение личности (ит.)